Вторжение

- Что мы забыли! Что забыли!.. - восклицает он. - Папин портрет не сняли. Мама... все торопила!

- И утюг забыли, - добавляет упавшим голосом мать, как будто речь идет о чем-то значительном.

В купе появляется мужчина, полный, в темно-синем френче, в фетровых валенках. Света напрасно убивалась, заглядывая на верхнюю полку, где лежали оставленные кем-то вещи, - хозяин нашелся. И видать, добрый, потому что не успел поздороваться, как полез в свой потертый брезентовый саквояж и подал ей крупное, полосатое яблоко.

- Возьми, девочка. Это с наших яблонь, - сказал он.

Света смутилась, беря яблоко, и мать вынуждена была заметить:

- Что нужно ответить, когда дарят?

- Спасибо, - слегка поклонилась девочка, радуясь: у дяди нашлось яблоко и для Алешки, так что не придется делить с ним пополам. Свете хочется не только благодарить дядю, но и похвалиться, что она знает песенку про ежа и даже умеет писать буквы. Но дядя, кажется, не настроен ее слушать, потому что он щиплет себе усы и разговаривает с папой.

- Гляжу, переезжаете. Суетное это дело!

- Нет, дядя, на поезде так ин-те-рес-но! - вмешивается Света и даже подпрыгивает на мягком диване.

- Умница, - говорит дядя и, помолчав, пускается в рассуждения: - Я по себе сужу... Хоть и пуща кругом, болота, а доведись переезд... К примеру, выдвижение... Ни за какие гроши не соглашусь! Намыкался в свое время, когда в солдатах был.

- Значит, тоже служили в армии? - спрашивает Екатерина Степановна.

- Приходилось, - кивает человек во френче и потирает рукой лоб. Правда, много воды утекло с той поры. В гражданскую, под началом Буденного, на шляхту ходил!

- Дядя, а вы самого Буденного видели? - нетерпеливо спрашивает Алеша, которому всегда интересно слушать про войну.

- Бачил, - оживляется он. - Вот как с вами, товарищ комбриг, за одним столом сидел. Разные операции обмозговывали... Он же мне опосля, когда я по ранению списывался, саблю в награду подарил...

- Папа, а ты видел Буденного? Видел, да? Вот здорово! Расскажи, папа, - просит, сверкая восхищенными глазами, Алеша.

Но папа, как видно, не настроен ворошить в памяти прошлое, к тому же не любитель он похваляться заслугами даже в семейном кругу. Пообещав сыну рассказать в другой раз, Николай Григорьевич спросил попутчика:

- Далеко едете?

- В Гродно.

- И мы туда едем! - восхищенно сообщает Алеша.

- Значит, соседями будем. Вот приедешь ко мне в колхоз, я тебя на рысаке покатаю. Жар-конь! Прямо так и спрашивай: мол, мне к председателю колхоза, в гости...

- Найду! - с готовностью произносит Алеша и смотрит на мать, словно спрашивая, можно ли будет ему поехать. Мать улыбается.

- Дядя, а как вас зовут? - спохватывается Алеша.

- Наше село зовется Криницы. А фамилия моя Громыка, Кондрат Громыка. - Он порылся в боковом кармане френча, достал документ, как будто с военными без этого и обойтись нельзя.

- Зачем это? - усмехнулся Николай Григорьевич. - Давайте лучше поближе познакомимся, - и назвался сам, протянув руку.

Поезд не менее часа шел без остановки, потом как-то сразу сбавил ход, медленно перестукивал колесами на стыках рельсов и наконец остановился. Громыка попросил у жены комбрига бидончик и поспешил на станцию. Вернувшись, осторожно поставил на откидной столик бидончик с пивом.

- Угощайтесь, братки. Свежее, при мне бочонок открыли, - сказал Громыка и хотел налить в стакан, но Шмелев придержал его руку:

- Постой. Мы сейчас приготовим ужин по всем правилам. - И поглядел на жену: - Катюша, достань-ка нам что-нибудь из корзины.

Екатерина Степановна посмотрела мужу в глаза и протяжно сказала:

- Коля, бутылочку винца надо бы раскупорить. Я тоже за компанию. Она посмотрела на Громыку как бы извиняясь: - Верите, почти год ждала его и в рот ни капельки не брала.

- О чем разговор! - заулыбался Николай Григорьевич и вынул из-под сиденья два чемодана, составив их посреди купе в виде столика.

Затем Екатерина Степановна достала салфетку и накрыла чемодан. На столике появились колбаса, коробка паюсной икры, нарезанная ломтиками семга, мандарины...

Откупорив бутылку, Николай Григорьевич предложил жене выпить рюмку коньяку, но Екатерина Степановна отказалась, попросив вина.

- Неволить не буду. Давайте-ка с вами, товарищ Громыка.

- За вас, сябры! За наше доброе побратимство! - поднял стакан Громыка. - Коли ласка, бувайте у меня.

- Заглянем. У вас, говорят, бульба добрая, - улыбнулась Екатерина Степановна.

- И горилка тоже. Но вас, военных, не удивишь. Всякое повидали. А я вот поглядел на ваши кули да на хлопоты и подумал: чему завидовать? Жалость берет... Не приведи - избавь!

- Завидовать, конечно, можно... Все-таки в деньгах мы не урезаны, сказала Екатерина Степановна.

- Что гроши! Они как вода - нынче есть, а завтра нема, - продолжал Громыка. - Гляжу вот - все, наверное, промотали. После каждого переезда хоть сызнова жизнь зачинай.

- Что верно, то верно, - согласилась Екатерина Степановна. - Мы уже девятый раз переезжаем.

- За сколько лет?

- Да за восемнадцать, - Екатерина Степановна поглядела на мужа. Верно, Коля? Вроде бродячей труппы кочуем...