Вторжение в Московию

— Не стоять, Григорий, а решать надо, как быть далее, — ухмыльнулся Сицкий над Плещеевым: тот был туговат на голову.

— Ну так и решай, думец! — выпучив подслеповатые глаза, огрызнулся Плещеев.

— А я говорил уже давно: уходить надо от Рожинского. На худое он повернул. Вот попомни моё слово, государь, отступится он от тебя!

— Но куда, куда?!

— В Тулу, а лучше в Калугу, — заговорил Третьяков, слегка играя голосом. — Там Скотницкий, воевода крепкий, тебе крест целовал…

— Сегодня целуют, а завтра воруют! — визгливо, фальцетом вскрикнул Димитрий.

Жалобный голос и затравленное выражение на его лице неприятно поразили Трубецкого. И у него впервые закралась тревожная мысль: держаться ли его дальше?..

— Государь, положись на нас, — сказал он, отгоняя сомнение. — Устроим так, что ни одна польская душа не узнает.

— Поднять донцов! С ними прорвёмся, уйдём! — появился в горнице и сразу же заговорил Михалка Бутурлин, на мгновение закатил, как капризная девица, свои скрытные, затянутые туманом глаза.

Матюшка махнул на него рукой, дескать, сядь и слушай:

— Ты что — здесь всех умней?!

И Михалка покорно прошёл в горницу и сел на лавку рядом с дьяком.

— Рожинский порубит, ох порубит! — закачал головой Плещеев; он испугался, завеяло большой дракой…

— Среди гусар много верных тебе, государь. Они, глядишь, помогут.

— Алексей Юрьевич, ты говори дело! Весь стан ещё прихвати! — оборвал Димитрий Сицкого, не понимая, то ли тот говорит серьёзно, то ли, а его хватит, ломает из себя дурака… «Хитёр и умён — всё равно извернётся!.. А ещё князь!»

— Тихо надо, тихо, только донцов. С шумом — пропадём. А так — как бы на прогулку, или вылазку, — подал опять голос Третьяков.

— А идти надо на Москву. Так никто ни о чём и не догадается. Ну, чего бы это тебе, государь, к Шуйскому-то уходить?

— И то дельно мыслишь, Гришка! — похвалил Димитрий Плещеева. — Вот завтра воскресенье, день самый тот. Ты, князь, — обратился он к Сицкому, — подготовь лошадей. А ты, Дмитрий, донских казаков, — сказал он Трубецкому. — Тайно от Заруцкого. Он тянет к гетману. Что открыть ему, а что нет, сам знаешь. Жду с донцами после заутрени. Всё, господа!

* * *

Уже с самого утра на другой день в польском стане началось оживление. На широком заснеженном поле мастеровые расчистили площадку, огородили её невысокой решёткой. Для послов принесли кресла. К полудню на поле потянулись гусары и пятигорцы, вооружённые, в латах, с пахоликами. Разбираясь по ротам, они кучками столпились за решёткой, задиристо толкались и приплясывали. Слышался взбодрённый вином говор, смех, изредка вспыхивала забористая перебранка. Все знали о приезде послов, догадывались о цели их визита, настроены были воинственно и крепко держаться конфедерации.

Стояла ясная солнечная погода, пощипывал ядрёный мороз. Но возбуждённые люди не замечали этого.

Послы явились в сопровождении Рожинского и Зборовского. Вслед за ними подошли и выстроились рядом королевские копейщики и гусары гетманской роты.

Зборовский подал знак трубачам, и над полем трижды пролетел сигнал внимания.

— Панове! — обратился полковник к тушинцам. — Сейчас от его королевского величества пан Стадницкий объявит вам его послание! То, о котором вы так много толкуете!

Каштелян поднялся с кресла, готовый к выступлению перед настороженно притихшим войском. Он был искушённым дипломатом и понимал, как сложна у него задача: переубедить вот этих людей, недоверчиво глядевших на его посольских. Димитрий привёл их под стены Москвы, обещая богатое жалованье, после того как сядет на престол. И многие из них вели тому Жалованью счёт и просто так, за здорово живёшь, не откажутся от него. В тушинском войске, как донесли ему ещё в Можайск лазутчики, с возмущением встретили весть о приходе короля под Смоленск, а теперь и посольства сюда, в городок, считая это посягательством на свою законную добычу в их войне. Опытным взглядом он подметил, что у Рожинского было много немолодых воинов, хорошо вооружённых и слишком своевольных, заносчивых.

«За большие деньги будут драться с кем угодно и за что угодно, — подумал он. — А кто сядет на Москве — им всё равно. Хотя бы тот же мошенник, „парик“, который живёт сейчас в хоромах с Мариной… Как нескладно всё получается у неё!» — снова пришла к нему докучливая мысль о своей крестнице.