Вторжение в Московию

Его отъезд из Тушино с большой свитой дворян и казаков не остался незамеченным. Подозрительной была и поспешность, с какой они покинули лагерь.

— Пан гетман, государь ушёл под Москву! — выпалил ротмистр Пшонка, вбежав в избу к Рожинскому. — Ни одного нашего — только москали!

Рожинский только что расстался после коло с послами, но уже набрался, был пьян и не в силах был сразу что-либо сообразить. Несколько секунд он смотрел на него, собираясь с мыслями. Затем он громко икнул и сипло выдавил: «Труби сбор!.. А Млоцкому — за ним!»

— Вот мразь! — процедил он сквозь зубы, быстро трезвея при мысли о том, что надумал сделать «царик»…

Рота гусар галопом выметнулась из лагеря и ринулась в погоню за Димитрием. Вслед за ней из ворот вылетела пара гетмана. Бледный от бешенства Рожинский сжимал в руках толстую трость, чувствуя, как тупой болью отдаются в раненой ноге удары саней на ухабистой, разбитой дороге.

Гусары настигли отряд Димитрия, окружили его, стали гарцевать поодаль от казаков, не приближались к ним, но и не давали им дороги. А те положили руки на сабли и ждали команды царя… Напряжение нарастало… И всё из-за него, из-за Матюшки. Он же тянул и тянул время. Страшился он вот-вот готовой вспыхнуть рубки и дотянул до появления гетмана.

Сани Рожинского подкатили и остановились рядом с ним.

— Государь, кажется, заблудился? — тихо спросил Рожинский его. — Не в ту сторону поехал? Гулять?.. Время позднее для прогулок. Вдруг москва нападёт. Не пора ли домой, а?

Матюшка съёжился в седле под его насмешливоиздевательским взглядом. Как он ненавидел его и как боялся, боялся с тех пор, с той расправы с Меховецким…

— Поворачивай, поворачивай, назад!.. — вспылив, грубо закричал Рожинский на казаков. — И вы тоже! — прикрикнул он на московских дворян.

Беглецы покорно подчинились ему. Вся масса конных развернулась и двинулась назад к Тушинскому городку.

— Поставь у хором царя караул! — приказал Рожинский Млоцкому. — И гляди у меня! — погрозил он ему пальцем. — Сбежит — голову сниму!

У него болела и ныла, измотав уже всего, проклятая нога. Во всём теле гадко разливалась слабость. Он был разбит, как с похмелья, и зол на «царика» и на весь свет. Приказав повернуть сани, он поехал вслед за всеми в лагерь.

* * *

Прошло два дня после Николы зимнего. В воскресенье войско опять сошлось на коло с послами, на той же площадке в поле.

Но минувшие сутки не принесли ничего нового. Никто из тушинцев не знал, что делать и куда податься. Одни придерживались по-прежнему конфедерации Рожинского, другие склонялись к тому, чтобы перейти на службу королю.

И на поле сразу же начались раздоры: горячились гусары и пятигорцы, кричали и требовали своего жолнеры и казаки.

— Панове, как так?! Прибыльное дело сами же рушим! — выступил вперёд высокий статный поручик в добротных латах с тигровой кожей на плечах и театрально вскинул вверх руки. — Я не обучен говорить долгие речи! Не мне убеждать вас! Но всё же скажу своё!

— Это кто такой? — спросил каштелян гетмана.

— Яниковский… Тот самый.

— А-а!..

— Отступимся от царя — потеряем всё! — рубанул Яниковский в воздухе рукой. — Не только прибыль, но и честь!

Тут из толпы гусар выскочил щуплый ротмистр и кинулся к нему: «О какой чести ты мелешь?!»

— Не мешай Пшонка, пусть говорит! — послышались крики гусар.

Пшонка же забегал перед строем воинов, размахивая руками, и закричал: «Это же он ходил к королю с легацией! Отвечай как на духу! Ты?!»

— Что кричишь?.. Да, я!

— Панове, это он во всём виноват! — завопил Пшонка. — Он изменил наказ! И войско попало в немилость к королю! Как ты смеешь торговать нашей честью?! Подлец! — вскричал он и ринулся на него с саблей.

Яниковский выхватил свой клинок и отбил его удар. Но Пшонка насел на него, за ним последовали его гусары.

— На помощь, братцы! — взвыл Яниковский, удерживая с трудом их натиск.

На выручку ему бросился Млоцкий, затем Копычинский со своими гусарами. Под напором заколыхавшейся массы людей затрещала и рухнула решётка. Драка вылилась на поле. Тут и там засверкали сабли и палаши.

— Пан Александр, что это такое?! — раздражённым голосом спросил Рожинский Зборовского. — Сдержать не можешь горячие головы!

— Виноват, пан гетман!

— Моих возьми, они живо усмирят этих… пятигорцев!

Гусары гетманского полка вклинились в гущу драчунов, стали наносить удары саблями плашмя налево и направо. В конце концов с трудом удалось навести порядок. Но Яниковский не унимался и продолжал кричать из толпы пятигорцев, чтобы не верили послам, выпроводили, от Димитрия же не отступались. В ответ ему с другой стороны сыпались упрёки, что нужно думать о Польше, а не о Димитрии и своём кармане. Словесная перебранка между сторонами нарастала, грозила опять вылиться в стычку.

И Зборовский вмешался снова.

— Яниковский, брось, не мути воду! Не один ты за войско стоишь!

Не выдержал этого и Рожинский. Он поднялся с кресла и, опираясь на трость, пошёл вдоль рядов гусар, хмуро вглядывался в лица, рассчитывая этим унять своевольных шляхтичей.