Вторжение в Московию

Короткий январский день клонился к вечеру. В Тушинском городке жизнь шла своим обычным чередом, и на небольшую группу людей никто не обратил внимания. Они благополучно добрались до избы Плещеева, где их уже поджидали осёдланные кони. Беглецы вскочили на них и спустя несколько минут оказались в стане донских казаков.

Димитрий с отвращением поморщился, когда увидел грязные навозные сани с запряжённым в них битюгом, в которых ему предстояло отправиться дальше.

— Надо, государь, надо, — с сочувствием произнёс Трубецкой.

О болезненной чистоплотности царя, его слабости — каждый день мыться в бане, что было для русских удивительно, — ходили разные толки. И теперь все с любопытством поглядывали на него, ожидали, что он будет делать.

Сдерживая дыхание, Димитрий всё же залез в сани. Туда же, не церемонясь, казаки запихнули Петьку и накидали поверх саней доски. Спрятав под зипунами широкие турецкие кинжалы, они уселись на доски, и подвода двинулась к выходу из Тушинского городка. На некотором расстоянии от неё, не вызывая подозрений, затрусили верхом на неприметных лошадках два десятка донских казаков. Сани благополучно пересекли лагерь и подъехали к воротам.

Жолнеры подозрительно оглядели казаков, затеяли с ними перебранку, стали выяснять, что они везут.

— Что там у вас?! Что везёшь?

— Дерьмо! Не видишь, что ли!

— Вижу! Но что-то многовато вас! Дорогое, должно быть, а?

— Дорогое! — заухмылялись казаки.

В этот момент в лагере трубы пропели вечернюю зарю, извещая о смене караулов.

— Давай проваливай! — зашумели жолнеры, обрадованные этому сигналу. — Что стали? Не до вас! Вези куда хочешь!

Казаки повеселели, гаркнули, наддали нагайкой по бокам флегматичному битюгу, и сани выкатились за ворота лагеря.

Вёрст за пять от городка сани догнал отряд казаков. Вскоре к ним присоединились боярские дети с Михалкой Бутурлиным и полтора десятка гусар с паном Казимирским. Затем присоединились две сотни донских казаков. Те загодя покинули лагерь и теперь поджидали беглецов в поле.

Димитрий перебрался из саней в крытый возок, и отряд направился в обход Москвы на юг.

* * *

Слух о его бегстве распространился на следующее утро по Тушинскому городку с быстротой лесного пожара. И лагерь зашевелился, загудел. Из палаток, изб и землянок вылезли на божий свет, как тараканы из щелей, пахолики и жолнеры, сапожники, портные, средь них большим числом мастеровые. Все быстро сбились в кучу и устремились к царским хоромам.

В горницу к Стадницкому бесцеремонно влетел гусарский ротмистр и выпалил: «Пан каштелян, в лагере бунт!»

— Что случилось? Спокойно! Ротмистр, без паники! — строго одёрнул Стадницкий его и с раздражением подумал: «С утра-то!»

— Димитрий бежал! Чернь разошлась, и с ней пахолики!.. Грабят хоромы царя! Нам бы не вышло худо! — сорвался снова на крик ротмистр.

Стадницкий сразу понял опасность, стал собранным, решительным, стал торопливо одеваться, отдавать приказы: «Поднять гусар и всю пехоту!»

В горницу быстро вошёл Збаражский. Несмотря на ранний час, князь был чисто выбрит и, как всегда, подтянут. Вслед за ним тут же пулей влетел Казановский: «Слышал, Станислав?!»

— Сейчас не до разговоров! Усильте караулы у повозок с казной!

Они вышли во двор.

В посольском стане уже встревоженно бегали люди. Издали же, со стороны хором Димитрия, доносился гул многотысячной толпы. Оттуда, из царских хором, тащили всё, что попадало под руку. В суматохе погрома и грабежа досталось и русским боярам, сторонникам Димитрия. Они с трудом отбились, с немногими холопами, от натиска мастеровых, татар и всякой иной лагерной швали.

И в это время раздался чей-то провоцирующий крик: «Димитрий у посольских! В возках прячут!.. И казна там же! Король прислал — нам!..»

Толпа двинулась туда, к послам, к их стану, но была встречена там королевскими ротами, стоявшими с копьями наперевес. Отброшенные назад мастеровые и казаки попытались было взять приступом возки с казной, но снова были отражены. Сообразив, что здесь удачи не видать, все бросились грабить лавки купцов. И только опустошив их, толпа постепенно рассеялась по землянкам и палаткам.

Стадницкий шумно вздохнул, поняв, что отстояли казну и стан.

Но весь этот день посольские всё же держали гусар и пехотинцев в боевом порядке. По лагерю же ещё долго носились возбуждённые люди и слышались крики: «Коло, коло давай!»

Во второй половине дня подле избы князя Збаражского стихийно вспыхнуло коло, под неимоверные шум и брань. Гусары, пятигорцы и жолнеры хватались за сабли и за грудки.

— Это гетман прогнал его!..

— Послы тому виной! Стадницкий!..

— Не бежал — утопили! Тайно! Спроси Мартына!.. Ночью в санях вывезли!

Толпа волновалась, как вышедшая в половодье из берегов река. Каждый кричал своё, никого не слушал и не слышал самого себя. Ни до чего не докричавшись, все разбрелись по городку.

Только к вечеру Млоцкому и Буцинскому удалось утихомирить наиболее буйных и крикливых.

Когда страсти улеглись, коло прошло спокойно.