Вторжение в Московию

— Поехали до табора, там соберём круг, — сказал Заруцкий и лихо взлетел на аргамака, бурого красавца, сворованного донцами у турок из Азова и подаренного ему вот только что на Дону.

* * *

А в тот день, ещё с вечера, Матюшка мучился перед сном, не в силах уснуть. Подошла ночь. По небу поплыла полная луна, большая, бледная, а то краснеть вдруг начинала, сквозь тучи пробиваясь. Она-то и мучила его.

А уж Петька-то, его шут, припадочный, так изводился в такие ночи, что даже глядеть на него, беднягу, было жалко.

И он, послонявшись по комнате, велел холопу позвать Пахомку. Пахомка пришёл, с трудом сдерживая зевоту и шатаясь, как пьяный, от дремотной слабости. Матюшка закрыл за ним плотнее дверь, чтобы никто не слышал, о чём они будут говорить.

— Пахомка, ты веришь, что есть дьявол, сатана? — спросил он его, когда они уселись за стол и стали пить пиво, с которым явился дьяк; тот уже знал, что нужно царю в бессонницу.

— A-а, шиликун! Так у нас на Вятке называют его.

Матюшка понял, что дьяк ничего не смыслит в этом.

Пахомка же поскрёб затылок, раздумывая, как бы соврать поскладнее, чтобы царь принял то за правду, всерьёз, и за то, что у него есть что-то об этом в голове.

— Я так, государь, полагаю, раз Бог есть, то и сатана тоже… Поскольку Юог на небе, то внизу-то, под землёй, кто-то должен быть начальным. Святое место пусто не бывает! В пустой хоромине либо сыч, либо сова, либо сам сатана! Хм! — ухмыльнулся он и отхлебнул пивка со знанием дела.

— М-м-да!.. Ну ладно! — спохватился Матюшка, что чуть было не рассказал ему из того, что знал. Ему не с кем было поделиться думами о каббале… «Не с Петькой же говорить!..» И от этого, от одиночества в мыслях, он мучился сильнее даже, чем его шут припадками в лунные ночи. Он размышлял ещё какое-то время, чего-то опасаясь… Но наконец он решил разорвать своё тайное молчание. Оно съедало его, грызло внутри желанием открыться кому-нибудь, поведать то, что роилось в его голове. А в весеннее полнолуние, вот так по ночам, не давало спать. И никакая тут Агашка или та же его желанная Фроська не заглушали его тоски о чём-то, что заставляло его пить, и он находил лишь в вине успокоение… «Ладно: будь что будет!»

И он хлопнул ладошкой по спине дьяка.

— Пахомка, вот что! Я дам тебе сейчас одну книжицу! Она написана по-гречески, ты поймёшь в ней всё! А что не поймёшь, то спросишь у меня!.. Да нет же, ты ведь ходил в попиках, язык сей понимаешь! Читай, кумекай, потом поговорим!

Он встал с лавки, прошёл до огромного сундука, затянутого железными полосами. В нём, на дне, он припрятал свои дорогие книги. Открыв его, он порылся в нём, достал одну, вернулся к столу и положил её рядом со свечкой.

— Вот! — промолвил он и пододвинул её к дьяку. — И чтобы никто не знал о ней! — строго погрозил он пальцем ему.

А Пахомка-то уже знал, что сулит этот палец ослушнику. И он, как исполнительный служака, взял книгу. Но как-то равнодушно повертел в руках ценный манускрипт в толстом переплёте, обтянутый чёрным бархатом и уже здорово потёртый многими руками, которые жадно тянулись к тайнам, что были в нём заключены.

Матюшку слегка кольнуло в сердце это равнодушие дьяка к его ценностям. Но он простил ему всё только за то, что какая-то тяжесть свалилась с его плеч. Теперь не мешала ему и луна, когда его тайна вышла наружу. И его потянуло в сон — от пива, от облегчения. И он, выпроводив из комнаты дьяка, без сил бухнулся на постель.

Глава 6

ВОЛХОВ

К этому времени, к началу мая, армия Шуйского выросла в лагерях под Волховом уже до шестидесяти тысяч. Разделённая на три полка по государеву указу, она ждала своего часа, чтобы выступить против самозваного царя. Во главе её Василий Шуйский поставил своего младшего брата, князя Дмитрия.

Сам Волхов городок небольшой. Да что там — одна лишь крепостишка на горочке стояла, как ставили их в те седые времена. Стояла она на левом берегу Нугри, речки тоже небольшой, впадавшей через шестнадцать вёрст в матушку-Оку. На правом же берегу, напротив неё, уже зародилась крохотная слободка, как раз на бережку речушки Болховки. Места там красивые, лесистые, на пойменной равнине Оки. Там есть ягоды, грибы и кабаны. Олени тоже водятся. А зайцев там — не счесть! От них одна беда. К тому же земли там угожие, поля, луга и рощи. Урёмный лес там тоже встретить можно. Есть, есть где человеку жить и добывать трудом свой хлеб. Но вот никто на это никогда не даст покоя. Здесь, по этим землям, проходил путь, проторённый веками с юга. Здесь воровская степь набегами ходила на Москву, опустошая всё в округе. А с севера обычно приходили на защиту свои, русские полки и тоже объедали до основания крестьян по деревням и всем слободкам.