Вулфхолл

– Я могу представить обстоятельства, в которых он ко мне вернется. Я имела возможность изучить ее характер: в ней нет ни терпения, ни доброты.

Не важно; главное, что нужно Анне, – везение.

– Думайте о дочери. На случай, если у них не будет детей. Умиротворите его, мадам. Возможно, он признает ее наследницей. Если вы отступитесь, король дарует вам любые почести.

– Почести! – Екатерина встает; вышивка соскальзывает с колен, молитвенник шлепается на пол с глухим кожаным стуком, а серебряный наперсток катится в угол. – Прежде чем вы изложите свои нелепые предложения, мастер Кромвель, позвольте мне предложить вам главу из моей истории. После смерти милорда Артура я пять лет бедствовала. Не могла заплатить слугам. Мы покупали самую дешевую, несвежую еду, черствый хлеб, вчерашнюю рыбу – любой завалящий торговец мог похвастать лучшим столом, чем дочь Испании. Покойный король Генрих не позволял мне вернуться к отцу, говорил, что тот ему должен, – он торговался за меня, как те женщины, что продавали нам тухлые яйца. Я доверилась Божьей милости, я не отчаялась, но я познала всю бездну унижения.

– Так зачем вы хотите вновь его испытать?

Лицом к лицу. Пожирают друг друга глазами.

– Если только, – говорит Кромвель, – король ограничится унижением.

– Говорите яснее.

– Если вас обвинят в измене, то будут судить как любую из его подданных. Ваш племянник грозит нам вторжением.

– Этому не бывать.

– И я о том толкую. – Его голос теплеет. – Император занят турками и, уж простите, мадам, не настолько привязан к своей тетке, чтобы собрать еще одну армию. Однако мне говорят: откуда вам знать, Кромвель? Надо укреплять гавани, собирать войска, готовить страну к войне. Шапюи, как вам известно, без устали уговаривает Карла объявить нам блокаду, задерживать наши товары и суда. В каждой депеше императорский посол призывает к войне.

– Я понятия не имею, о чем пишет Шапюи в своих депешах.

Ложь столь отчаянная, что он невольно восхищается, но, кажется, эта бравада забирает у Екатерины все силы. Она садится в кресло и, опередив его, нагибается за вышивкой. Пальцы у нее опухшие, от простого усилия перехватывает дух. Отдышавшись, она снова обращает к нему взвешенную и спокойную речь:

– Мастер Кромвель, я знаю, что разочаровала вас. То есть вашу страну, которая стала и моей страной. Король был мне хорошим мужем, а я не смогла исполнить первейший долг любой жены. Тем не менее я была, я есть его жена – неужели вы не понимаете, я не в силах признать, что двадцать лет состояла при нем шлюхой? И пусть я принесла Англии мало добра, но я не желаю ей зла.

– Однако сейчас вы несете ей зло помимо воли, мадам.

– Ложь не спасет Англию.

– Именно так считает доктор Кранмер. И именно поэтому он аннулирует ваш брак, в вашем присутствии или без вас.

– Доктор Кранмер тоже будет отлучен. Неужели это его не остановит? Неужели он так погряз в грехе?

– Сотни лет у церкви не было такого самоотверженного защитника, как новый архиепископ, мадам.

Он думает о словах Бейнхема перед казнью: восемь столетий лжи и только шесть лет правды и света; шесть лет, с тех пор как Писание на английском пришло в Англию.

– Кранмер не еретик. Он верит в то же, во что верит король. Реформирует лишь то, что нуждается в реформе.

– Я знаю, чем все кончится. Вы отберете земли у церкви и отдадите королю.

Екатерина смеется.

– Молчите? Я угадала! Именно так вы и поступите.

В ее тоне сквозит отчаянная беспечность умирающего.

– Мастер Кромвель, можете уверить короля, что я не приведу сюда армию. Скажите ему, что каждый день я за него молюсь. Те, кто не знает короля так, как знаю я, скажут: «Он добьется своего, чего бы это ни стоило». Но я-то вижу, Генриху важно быть на правой стороне. Он не похож на вас; вы набиваете своими грехами переметные сумы и кочуете из страны в страну, а когда устанете, наймете мулов, и скоро за вами кочует целый караван вместе с погонщиками. Генрих может ошибаться, однако ему необходимо прощение. Поэтому я всегда верила и продолжаю верить, что когда-нибудь он сойдет с неправедного пути и обретет душевный мир. А мир – это то, в чем все мы так нуждаемся.

– Как гладко у вас получается, мадам. Мир – это то, в чем все мы так нуждаемся. Чистая аббатиса. Вы никогда не задумывались над тем, чтобы принять постриг?

Улыбка, широкая улыбка в ответ.

– Мне будет жаль, если мы больше не увидимся. С вами куда занятнее беседовать, чем с герцогами.

– Придет черед и герцогов.

– Я готова. Есть вести о миледи Суффолк?

– Король сказал, что она умирает. Брэндон не находит себе места.

– Охотно верю, – бормочет она. – Ее вдовья доля французской королевы умрет вместе с нею, а это значительная часть его дохода. Впрочем, вы наверняка устроите ему заем под чудовищный процент.

Екатерина поднимает глаза.

– Моя дочь удивится вашему приезду. Ей кажется, что вы к ней добры.

Насколько он помнит, он лишь подал Марии табурет. Как уныла ее жизнь, если она способна оценить такую малость.

– Ей следовало стоять, пока я не разрешу сесть.