— Э-э, нет, Сервелант Николаевич, — и смотрит на меня хитро, — не скажите. Максим Алексе… тое есть, Алексей Максимович тут ни при чем. Я ж все знаю, сам я такой же, как и вы. И если вы думаете, что сержусь я на вас за то нелепое недоразумение, что год назад вышло, то глубоко заблуждаетесь. Если б не вы, дорогой мой Сервелант Николаевич, влачил бы я свое жалкое существование завлаба-неудачника, спивался бы потихонечку и окончил свою жизнь под каким-нибудь некрашеным забором. Так что, наоборот, спасибо вам огромное. Обиды и зла я на вас не держу. И на Николая Ивановича тоже, знаю, что человек он слишком порядочный… В этом-то и беда…
— Это в чем, Лев Макарыч, беда, — не понял я, — в порядочности?
— В ней, дорогой мой, именно в ней. Поэтому сейчас здесь вы сидите, а он в отпуск отправляется, из которого, я надеюсь, он в наш с вами институт уже не вернется.
— То есть как, — переспрашиваю, — не вернется?
— А так. С его-то мозгами, да с тестем-академиком он не пропадет. Вы не беспокойтесь за Николая Ивановича. Я, надеюсь, вы примете мое предложение?
— Уж не лабораторию ли вы мне отдать хотите? — начал понимать я, к чему он клонит.
— Именно лабораторию, дорогой мой Сервелант Николаевич, именно лабораторию. И целый сектор, коль пожелаете. А если переживаете, что научной степени у вас никакой, то не стоит беспокоится. У меня такие связи, что через полгодика вы кандидатом наук станете, через пару лет — доктором. Ну, как?
Я, хоть и ожидал такого поворота в последние минуты нашего разговора, все равно паршиво себя почувствовал. Виду, правда, не подал.
— Можно мне подумать, Лев Макарович? — спрашиваю. — Сами понимаете, вопрос серьезный. Надо поразмыслить.
— Поразмыслите, Сервелант Николаевич. Конечно, поразмыслите. Я вас не тороплю. До пятницы, надеюсь, определитесь? Идите, дорогой мой, думайте. Но помните, что не только колбасу в человека превратить возможно. Наоборот-то, милый мой Сервелант Николаевич, гораздо легче. Всего лишь обычнейшей мясорубочки достаточно… А вы думайте пока, думайте…
Я вышел из кабинета и уселся на стул в приемной.
— Что с вами, товарищ Московский, — испуганно посмотрела на меня Зина, — сердце? Валидол будете?
— Давай, — отвечаю, — Зинаида, свой валидол. Сколько таблеток составит смертельную дозу, не знаешь?
— Типун вам на язык, Сервелант Николаевич! Сплюньте!
— Как скажешь, Зинаида. Сплюну. Обязательно сплюну, — с этими словами я поднялся и побрел в лабораторию.
Дверь оказалась запертой на ключ. Между ней и косяком я увидел воткнутый листок. Вытащив адресованную мне записку, прочитал: «Сервелант, дуй в отдел кадров за пропуском. Мы уже там». Пошел, а сам думаю, как же теперь в глаза-то Николаю смотреть буду. Прав Тычков. Сделал он мне предложение, от которого не могу я отказаться. Могу, конечно, но тогда жизнь моя, в лучшем случае, в ад кромешный превратится. Как бы хорошо я себя ни чувствовал раньше, когда жил в колбасной оболочке, назад возвращаться не хотелось. А за Макарычем кто-то стоит, иначе не вел бы он себя так самоуверенно. Нет, блеф здесь вряд ли возможен. Не за карточным столом. А идейка-то какова, а? Это ж надо — из уголовников академиков лепить! На такое безумие только воспаленный мозг способен. Не зря его в психушку добрый доктор упек… Зря только выпустили… Да, с такими мыслями в ЦК самое место — среди простых среднестатистических людей этаким гениям не самое место. И ведь как все устроено-то, а? Не подкопаться. Обвинишь его в присвоении чужого тела, ну и что? Выкрутится легко — скажет, что первый эксперимент на себе провел, испытал, так сказать, методику. Убедительно? Вполне. Вот тебе, Леша, и наглядный пример превращения отдельно взятой обезьяны в отдельно взятого человека. Эволюция, мля. Будь эта чертова наука проклята вместе с Дарвином и Тычковым.
Хотя, Дарвин тут, наверное, совсем ни при чем…
Глава четырнадцатая, в которой на смену напряжению приходит смущение, а судьба нежно берет Сервеланта за руку и ведет туда, куда он прежде и не собирался
В отделе кадров своих я не застал, сказали, что минут пять как ушли. Пропуск сляпали быстро — моя запасная фотокарточка у них в деле имелась. Выйдя из кабинета, я собирался вернуться в лабораторию, но, посмотрев на часы, решил, что скоро обеденный перерыв и двинул прямиком в столовую.
Все наши, кроме Николая, уже сидели за столиком, с аппетитом поглощая фирменное блюдо Семеныча, нашего повара — суп-пюре из потрохов. Я взглянул в меню и заказал себе комплекс N 2, в котором кроме вышеуказанного деликатеса значились «Салат свежий (квашеная капуста, морковь, изюм)», «Плов по-украински (рис, чернослив, свинина нежирная, изюм)» и «Компот из сухофруктов (яблоки, чернослив, изюм)». У ни что, изюм девать некуда?
Саня махнул мне рукой, и я направился к их столику.
— Приятного аппетита, — пожелал я.
— Аналогично. Чего там у начальства? — Саша, да и девушки перестали жевать и уставились на меня.
— А Николай где?