Вверх по течению Стикса. Книга нахождения

– Послушай, – спросил я позже, глядя на утихающие вихри черноты, – зачем ты со мной? Мне кажется, ты свободно можешь уйти отсюда. Ведь всё это, – я махнул вдаль рукой, – только смятение моей души, ведь так?

– Да, ты прав. Но я не могу оставить лодку, – Проводник постучал костяшкой по борту. – Что я буду без нее? Просто дух, мелкий бес, юлящий в этой тьме и зависящий от нее.

– Ты здесь только из-за лодки?

– Дружочек, зачем задавать вопросы, если ты не помнишь ответы? Я здесь только из-за тебя. Я – Проводник. Перевозка душ – это не моя прихоть или профессия. Это форма моего существования.

Я вспомнил, что он действительно уже говорил об этом. Возникла скомканная пауза, но сидеть молча среди бури в аду было неуютно.

– Ты можешь выбрать другую душу?

– Для начала мне надо доставить ту душу, что сейчас со мной.

– Пусть так. И всё же – зачем ты рисковал, отправившись за мной? Ведь ты никогда не доходил до этих мест, так?

Проводник покачал головой и вздохнул.

– Слишком много вопросов, слишком много. Пожалуй, было бы лучше напоить тебя черной водой из лужи, да только, на твое счастье, они замерзли.

Его тон был шутлив, но за ним чувствовалась такая назидательная просьба не поднимать эти вопросы, что я молчал до конца дня. Впрочем, день и так был не долог. Буря стихла, но за ней уже пришла ночь.

На следующий день небо вновь заволокло черной пеленой. Я с трудом встал. Холод – натурально физический – теперь явственно ощущался. Лодка вмерзла в застывший базальт, который, казалось, сам нарос на дно. Черный невесомый пепел лежал в лодке, лежал на одежде, лежал повсюду. Я стряхнул его – и он взвесью остался висеть рядом.

Проводник посмотрел вверх и сказал: «Сегодня еще один день отдыха». Я попытался заговорить, но быстро понял, что мое молчание и будет отдыхом. День закончился, едва начавшись.

Утром стало чуть светлее и теплее. Черный лед был мягче, но пепел внутри лодки будто наплавился или намерз на нее. Тьма забирала у нас судно. Проводник махнул рукой на мои попытки оттереть этот налет и велел толкать вместе с ним лодку. Мы подошли к корме и дружно уперлись в нее. Лед дрогнул, охнул и отпустил судно. Медленно-медленно, с хрустом и скрежетом лодка пошла вперед. Каждый шаг давался с трудом, нос лодки то и дело упирался в неровности грунта, которые приходилось просто проламывать, чтобы идти дальше.

В этот день я не порхал по чужим снам. Под вечер я без сил упал в лодку и сразу забылся.

Следующий день был продолжением, копией дня вчерашнего. И день, следующий за ним – тоже. А потом все дни слились в один бесконечный повтор, в котором не было ничего, кроме тщетного напряжения усилий, сжатых до скрипа зубов и подступающего к горлу неверия в то, что у нас получится доволочь эту чертову лодку до горизонта. Если раньше мы были просто тенями, то теперь превратились в тени теней. Копоть и грязь пропитали нас. На расстоянии нескольких шагов нас невозможно было отличить от кружащей вокруг тьмы. В общем-то, мы уже и были тьмой, зачем-то копошащейся в самой себе. Кажется, за всё это время я всего раз услышал живые слова. «Смерть – это работа», – произнес как-то Проводник и продолжил толкать лодку.

Но пришло время – сдался и он.

– Кажется, мы не выберемся, дружочек.

Проводник рухнул на колени, потом перекатился на спину и сел у черного борта. Вездесущая копоть облепила его, слизывая очертания тела, и без того едва различимые. Небо погасло давно, много дней назад. Скорее всего, там были какие-то звезды, но такие редкие и тусклые, что свет их был неуловим. В этой тьме мы едва видели друг друга, и вот теперь она доедала нас окончательно.

– Подожди, ты что, сдаешься?

Я не ожидал такого.

– Нет шансов, дружочек.

– Эй, эй, эй! – я принялся трясти Проводника за рукав, но рука его была неприподъемно тяжела – пожалуй, что тяжелее лодки. Я испугался. Сел рядом. И закричал.

Темнота глотала мои крики, а я продолжал вопить в эту бездну еще и еще, пока Проводник не положил мне на плечо свою руку.

– Не надо.

Его лица устало сменялись под тенью капюшона. Я почему-то представил, как он умрет, и это непрерывное движение, это перелистывание множества душ сперва замедлит свой ход, а потом остановится насовсем, словно сыгравшая ставка в давно опустевшем казино. Вот последний спин волчка. Вот капюшон медленно сползает назад. И вот… Я увидел, как обнаженная голова Проводника смотрит на меня моим лицом – и проснулся.

Злая метель набивала нас черным снегом, заползая в пазухи душ. Тьма безразлично погребала нас в себе.

– Сме-е-ерть не страшна, – вдруг тихо запел Проводник, – С ней не раа-а-аз мы встреча-аались в степи. Во-о-от и тепе-е-ерь надо мной она кружии-ится…

Мне стало не по себе.

– Исчезать не страшно, душа моя. Да мы и не исчезаем вовсе. Мы просто раздаем себя по крохам всему миру – и эти частицы продолжают жить вокруг других центров. И центры эти, по правде говоря, есть мнимость. Пустота и страх. Но просто представь, как это красиво: вспыхнуть снопом искр и разлететься навсегда, подарив себя бедной вселенной.