Вверх тормашками в наоборот

  Всё остальное произошло быстро. Я, наверное, только варежкой хлопала туда-сюда, чуть язык не откусила. Не могла ни пошевелиться, ни заорать, ни метнуться вперёд. Да оно и к лучшему, надо сказать.

  Сзади него появилось это: что-то такое бесформенное, как облачная половая швабра лохматая, с толстыми канатами-щупальцами. Открыло тёмный рот-дырку, постепенно расширяющийся и превращающийся в длинный-длинный тоннель-спираль.

  Хотелось заорать, махнуть рукой, предупредить... Но он не нуждался в моих потугах: в какой-то момент легко оторвался от пола в прыжке, прыгнул высоко, развернулся в воздухе, вынул из сбруи какой-то тёмный шар и метнул прямо в раскрытую пасть-засоску, а второй рукой раскроил лохматую швабру светящимся клинком. От головы до пола.

  Вой стоял такой, будто взбесились "скорая", пожарная машины и сирена воздушной тревоги вместе взятые. Что-то где-то сыпалось, булькало, вихрилось. Геллан уже приземлился, сидел на корточках, прилегая на одно колено и закрыв голову обеими руками. Спокойно, не шевелясь, почти как изваяние роденовского мыслителя, только в другом ракурсе.

  Через пару минут вой почти прекратился, комната напоминала Куликово поле после битвы с врагами. В воздухе летал какой-то пух, будто стае гусей задницы общипали...

  Но это ещё был не конец. Он плавно поднялся с пола. Так, будто не было в его теле костей. Наклонил голову, прислушиваясь и присматриваясь к левой руке с фонарями-мигалками. А затем направился в сторону ванной. Не шёл - скользил. На миг задержался возле дверей, затем резко дёрнул её на себя и мгновенно вскочил вовнутрь. Через секунду послышался звон битого стекла, как будто купол стеклянный обрушился. Или хрустальная люстра в оперном театре рухнула...

  Он вышел оттуда, как из столовой. Спокойно. Остановился на пороге, стряхивая с головы и плеч белёсые осколки того, что было подобием зеркала.

  Поднял взгляд, заметил меня. Скулы стали острыми, как лист бумаги, но больше он ничем не выдал, что сердится.

  - Я же просил посидеть в моей комнате. Но ты никого не слушаешь, да, Дара?

  - Ну... иногда слушаюсь. Но редко. С какой стати я должна была сидеть там одна? А вдруг ЭТО туда вметелилось бы?..

  Кажется, его отпустило, в глазах мелькнула улыбка, но губ не коснулась.

  - ЭТО туда бы не вошло. Моя комната защищена: никто туда не влезет, не вползёт, не просочится.

  - Ну, я ж туда почему-то проскочила, - я возражала только из духа противоречия.

  Кажется, его это позабавило. На левой щеке появилась ямочка. Мягкая такая, красивая... В противовес огромной уродливой вмятине справа... Но улыбаться он ещё не был готов.

  - Ну, ты ж не ухайла... Я надеюсь.

  - Ухайла?.. Это че за дрянь такая?.. Звучит как ругательство.

  - То, что ты потянула по незнанию. Какого шаракана ты заказала мейхону отражательную поверхность?

  Ухайла, шаракан... новые слова нужно запомнить.

  - Зеркало, что ли?.. А у вас что, вообще нет зеркал?! - я даже рот открыла. - То-то оно мутное такое получилось. А я голову ломала, что за хрень, почему всё в тумане.

  - Это счастье, что мейхон не смог создать гладкую отражательную поверхность, - глаза его опять потемнели, между бровей залегла вертикальная морщинка.

  - Откуда я могла знать? - неожиданно меня злость взяла. Странный мир, странные вещи вокруг творятся. Где мой портфель, учебники, домашние задания?.. На фиг приключения! В деревню! К маме! В глушь! В Саратов!

  Он смотрел на меня с недоумением. Я что, вслух эту грибоедовскую ересь выкрикнула?..

  - У нас зеркала на каждом шагу. Мы смотрим в них, чтобы причесаться, красоту навести, полюбоваться на новое платье. А как ты, к примеру, знаешь, что нос у тебя не грязный? Или как одежда на тебе сидит? Вы что, вообще себя никогда не видите?!

  - Ну почему?.. В глазах других людей. Глазами других людей. Иногда - в водной глади...

  - И всё?! Да вы сумасшедшие!

  - Зато живые.

  Вот трудно было что-то возразить ему на это. Я поостыла.

  - Рассказывай.

  Геллан вздохнул.

  - Ухайлы приходят через отражательные поверхности. Изредка даже из воды вылезают, хотя ненавидят сырость.

  - В ванной как раз сыро, - буркнула я всё еще из желания поспорить.

  - Поэтому тебе повезло, что она не вылезла сразу. Они... существа древние, питаются живой энергией. Страх, ужас - лучшая еда... Высасывают дочиста, пока только оболочка не останется. Если жизнь задержится после ухайлы, то ненадолго: парализованному телу без мозгов и энергии всё равно не выжить.

  - Вот интересно: если вы в зеркала не смотритесь, чем же эти твари питаются? Может, издохли там уже?

  Геллан пожал плечами:

  - Не издохли. Они умеют сохранять энергию. Сжимаются до кочки и замирают на столетия, пока не получат сигнал.

  - А если не получат тысячу лет, сто пятьдесят тысяч лет?

  Он наконец-то улыбнулся.

  - Получат. Животное ли засмотрится в озёрную гладь, девица ли залюбуется собою, начищая поднос...

  - Чёрт... Скоро их тут будет тысячи. Я люблю смотреть в зеркала.

  - Чтобы сожрать тебя, хватит одного. Но какое-то время они поостерегутся появляться. А ты за это время научишься смотреть и видеть себя в глазах других людей.

  - Это потому что ты убил одного из них?

  - Да.