Вверх тормашками в наоборот

  - Потрясений - ты хотел сказать.

  Он не спорит. Только оглядывается на две фигурки. Повыше и поменьше. Тёмные кудри и волосы цвета эхоний... И, прихрамывая, идёт вслед за Иранной. Судя по всему, девчонки видят его голый зад, но лучше об этом не думать.

  - Он к-к-красивый, п-п-правда? - тихо говорит Мила.

  Дара мычит что-то нечленораздельное и старательно смотрит на тонкое кожаное крыло Геллана...

  - Ты петь умеешь? - спрашивает она вдруг невпопад и, оторвав взгляд от прихрамывающей фигуры, смотрит на Милу.

  Девочка недоуменно хлопает глазами, открывает и закрывает рот, затем отрицательно мотает головой.

  - А зря. Тебе надо петь. И тогда ты сможешь говорить.

  Мила всё ещё не понимает.

  Дара смешно складывает ноги - скручивает кренделем, усаживается поудобнее и, сверкая глазами, объясняет:

  - Когда ты поёшь, звуки тянутся. И тогда легче произносить слова. Они становятся частью музыки, понимаешь? Научишься петь - научишься говорить. У тебя получится.

  Мила смотрит, как жестикулирует Дара: небрежно встряхивает кистями, шевелит пальцами. Что слова, что жесты даются ей легко, плавно, без усилий. Как песня...

  - Давай я тебя научу нашей песенке, простой и детской.

  И Дара, взмахнув руками, прокашлявшись, затягивает:

  

  Жили у бабусиии

  Два весёлых гуууся!

  Один серый, другой белый

  Два весёлых гуууся!

  

  - Повторяй! - командует она и в такт песне дирижирует:

  Жили у бабусии...

  Мила робко, почти без голоса, шевелит губами вслед. Затем, осмелев, добавляет свой робкий голосок к Дариному задорному:

  Два весёлых гуууся!

  

  ...Геллан останавливается на полпути, оборачивается и смотрит на чумазых девчонок, что сидят на земле и поют всё громче и увереннее:

  Один серый, другой белый

  Два весёлых гуууся!

  

  Местность кишит огромными ткачиками, что с чавканьем и хрустом поедают изрубленного на куски кольцеглота, прикладываются к клееобразным чёрным лужам, не обращая внимания на матерящихся мужиков, продолжающих крошить огромного червяка на фарш, на орущих и снующих вокруг медан, детишек, сорокош... Кусок тверди напоминает огромную бойню: грязную, неприглядную, жуткую. А в голубое небо рвутся два девчоночьих голоса, чистых, радостных, мирных...

  Мелодия мешается со словами, смехом, комментариями, прерывается на время и продолжает звучать, наполняя всё вокруг каким-то спокойствием и бесхитростным торжеством:

  Мыли гуси лапкиииии

  В луже у канавки,

  Один - серый, другой - белый,

  Спрятались в канаааавке.

  Один - серый, другой - белый,

  Спрятались в канаааавке!

  

  - Она это умеет, правда? Преображать жизнь, подмешивать новые краски к уже засохшим и бесповоротным.

  Геллан не оборачивается на голос Иранны, продолжает смотреть, как покрываются румянцем нежные щечки сестры. Слушает, как становится тверже её голос и как старательно, без запинок, выводит Мила песню.

  - Она всё меняет. Быстро причём. Тебя это не пугает?

  - Нет. - говорит он твёрдо и идёт дальше. Туда, где ждёт его тёплая вода и чистая одежда.

  Муйба смотрит ему в спину. Глаза у неё усталые и древние. Лицо чистое и безмятежное. Гладкое, как у молодой девушки. Но впервые Иранна не кажется ни молодой, ни безмятежной: глаза старухи кидают невидимую сеть морщин, меняют облик. На мгновение, краткий миг, который не может уловить простой человеческий взгляд. Только ткачики замирают и тревожно потирают передними лапками, но и для них это - только скачок времени, колебание воздуха, в котором всё и ничто, начало и конец, вечность и смерть...

  

  Пока его не было, девчонки переместились назад, в сад, и обросли весёлым детским хором. Бусины мимей складывались в украшения, а голоса - в песни. Вот уже меданские детишки учат Дару своим балладам.

  У Милы голос звонкий. Вряд ли кто слышал её по-настоящему до сегодня... Ему не хочется разрушать ни хор, ни ловкую работу детских пальчиков. Но, заметив его, дети постепенно прекращают пение. Что в их глазах? Страх, уважение, осторожность?..

  - Нам пора, - говорит он, готовый уступить, если девчонкам вдруг вздумается канючить и побыть ещё немного среди деревьев и детишек. Но Дара и Мила с готовностью поднимаются.

  - Завтра продолжим, - бодро обещает Дара и машет новым друзьям рукой на прощанье.

  Мила тоже качает ладошкой. Её движение - взмах птенца, впервые пробующего крыло. Отрастут ли у этой лапки крепкие перья, что позволят однажды взлететь?..

  - Мой любимый Ушан, - воркует Дара и оглаживает морду серого осло.

  Старый хитрец с мерзким характером жмурит глаза и прядает ушами, тычется губами в раскрытую ладошку.

  - У меня ничего нет. Потерпишь? - воркует девчонка дальше, и старый мерзавец, кажется, её понимает. Вздыхает тяжело, отрывает морду от ладони и показывает всем видом: "Так уж и быть, подожду. Но не забудь: ты обещала!"

  Мила уже на Софке. Следит за каждым жестом Дары и невольно поглаживает лошадку между ушей. Приходило ли ей в голову разговаривать когда-нибудь со своей кобылкой?..

  Геллан нарочито легко взмывает в седло и шепчет на ухо Савру:

  - Конечно, ты понимаешь меня без слов, но, наверное, нужно у неё учиться... простому, но важному.