Вверх тормашками в наоборот-2

– Наверное, вы так никогда ничего и не поймёте. Маги, стакеры… И там и там в основе лежит сила. Только у магов нет таких действенных средств отковырять её в каждом, как у стакеров.

Ты не задумывался, почему кто-то погибает ещё в обучении, а кто-то выживает и становится убийцей нежили? Не потому что у кого-то слабые мышцы или не хватило изворотливости. Выживают те, у кого через все запреты и страхи прорывается сила.

– Рано или поздно стакеры гибнут. Независимо от того, много в них силы или мало.

– Представь себе, маги тоже гибнут, – съязвил Ренн, – вопрос только во времени и прихотях Обирайны. Мальчишка выбрал. Он точно так же мог заявить, что хочет стать магом. Файгенн знает, куда мы идём. И это был его шанс шагать с нами рядом. Но он видит свой путь и принял его.

Геллан и Ренн помолчали. Я вдруг с ужасом поняла, что ещё немного, и мочевой пузырь лопнет. И я совершенно не представляла, как улизнуть бесшумно, чтобы эти двое меня не спалили.

– Как думаешь: метки пропадут со временем? – у Геллана усталый голос.

– Нет, – мотнул головой Ренн. – Ты можешь считать меня сумасшедшим, но мальчишка не потерял, а приобрёл. Толчок, пробуждение – не знаю, как правильно это назвать. Это как проклятие и благословение одновременно. Дыхание Первозданных. Кого-то оно убивает, а те, кто выживают, никогда уже не станут прежними.

– Дайте, дикие боги, ему терпения и сил пережить всё, что случится.

Геллан сказал это так, что у меня чуть сердце не встало. Прозвучало как пророчество, что ли. Прям волосы дыбом на загривке.

– Дара, беги уже, куда шла, – неожиданно повышает голос златоволосый Всезнайка, и я готова провалиться сквозь землю от стыда.

Вот же гад. Невыносимо, невозможно так жить! Даже в кустах спокойно подслушать ничего нельзя, чтобы тебя не поймали с поличным!

Глава 33. Рождённый под знаком неба

Файгенн

– В тебе живёт знак Неба, – без конца повторяла слепая Найя.

Он так привык к этим словам, что считал их почти ритуалом, понятным только им двоим. Найя была ему тёткой, старшей сестрой матери, а также виттенгарской муйбой.

Никто не знал, куда делась в своё время молоденькая Найя. А может, не осталось тех, кто об этом помнил. Мать Файгенна появилась на свет уже после того, как Найя сгинула на перекрёстках Зеосса.

Файгенну исполнилось шесть лет, когда она вернулась и стала городской муйбой. К тому времени его мать умерла родами, и они остались втроём: отец, писклявая егоза Бруна – младшая сестрёнка – и он.

Файгенн даже не был уверен – тётка ли ему Найя. Так она сказала, и её словам поверили. Как бы там ни было, отец молча признал её родство, принял Найю в доме и выказал всяческое уважение.

Да и шутка ли: муйба-родственница – никто о таком не слыхивал. Муйбы появлялись из ниоткуда, и никто не ведал, была ли у них жизнь до того, как становились эти женщины сельскими или городскими низшими ведьмами. У Найи такая жизнь была. Только она никому о ней не рассказывала.

Изредка Найя откровенничала, но все её рассказы походили на обрывки летописей: слова понимаешь, а смысл – нет.

Слепой муйбе, особенно поначалу, детей доверяли неохотно. Некоторые горожане побогаче возили детвору в соседнее селение, за много вёрст от Виттенгара, но таких всё же было немного.

– Глупые, – улыбалась безмятежно Найя, – самое главное зрение здесь.

Она касалась сухой ладонью груди, и Файгенн видел, как подёргивается её рука, вторя ритму спокойного сердца.

Найя была худой, словно прозрачной. Почти безгрудая, плоская, старая. Она не молодилась, не хранила красоту, как делали другие муйбы, но светилась чем-то естественным, отчего становились неприметными морщины и седина.

Всегда улыбалась – искренне и понимающе. Волосы заплетала в две длинные толстые косы. И глаза у Найи были красивыми – глубокого синего цвета, необычного и притягивающего. Только смотрела она всегда в одну точку – куда-то далеко-далеко, поверх голов, сквозь препятствия, и Файгенну всегда казалось: она видит, просто не хочет говорить, не хочет, чтобы другие поняли: видит не только явное, но и тайное, скрытое от других.

Дураки те, кто отказывал собственным детям в возможности учиться у виттенгарской муйбы: Найя была лучшей, божественно идеальной. У неё знания хватали налету, она умела открывать в детях самые потаённые, дремавшие таланты.

Да и врачевала Найя искусно. Вытягивала тех, кто уже одной ногой стоял на Небесном Тракте, после её лечения уходили прочь хвори и заживали самые страшные раны. Роженицы знали: если в дом придёт виттенгарская муйба, роды пройдут легко, а малыши, убаюканные её руками, будут болеть очень редко.

Она не выделяла Файгенна на уроках, но после любила, когда он сидел рядом, помогал принести воды или подмести в доме. Нередко она приходила и к ним: качала на руках непоседливую Бруну, варила вкусные обеды.

– Думаешь, это просто – носить в себе небо? – спрашивала она и безошибочно убирала с его лба непокорный чуб. – Ты неспокойный, как и твоя родная стихия, но однажды небо перехлестнёт всё. Перечеркнёт, покорёжит, изменит в одночасье.