Вы друг друга стоите

Я целую его в шею, туда, где под нежной кожей, захлебываясь ритмом, бьется пульс, и чувствую прокатившуюся по его телу дрожь. Дотронувшись до подбородка, поворачиваю его к себе, заставляя смотреть только на меня. Глаза, хоть и полуприкрытые, сейчас чернее ночного леса, и он все еще борется за контроль, чтобы продлить наше общее мучение.

Он ускоряется, но поцелуи на удивление нежные, замедляющие движение наших тел. Я уже собираюсь возмутиться, но он отстраняется, и я вижу, что он чем-то обеспокоен, на лбу собрались озабоченные морщинки. Приподняв мое бедро, он прижимает его к себе, вновь начиная двигаться. Все мускулы напряжены, жилы вздулись так, что их можно прочертить пальцем.

– Николас?

Он опускает взгляд на меня.

– Скажи, что ты меня любишь, – шепчет он.

Сердце взрывается в груди с ярким белым светом, который точно салют освещает нас, проникает и в Николаса тоже.

– Я люблю тебя, – шепчу я в ответ. – Конечно же, я люблю тебя, Николас.

Мы двигаемся в унисон, и вскоре не выдерживаем оба.

Мысли крутятся в голове, смешавшись, – и не разобрать. Я чувствую себя великолепно. Удовлетворенно. Так никогда не было, а если и было, то я не могу вспомнить. Когда дыхание выравнивается, поднимаю руку и черчу у него на груди сердечко. Его волосы темным нимбом разметались по белой подушке, но обращенный ко мне взгляд пылает прежним огнем.

– Для начала неплохо, – широко улыбаюсь я.

– Даже лучше нашего первого раза?

Мы оба смеемся, потому что наш первый раз получился таким бестолковым. Он приехал навестить меня в обеденный перерыв, когда я еще работала в том магазине инструментов, и мы закрылись в кладовке. Стоя, он пытался устроить меня у стены, а когда мы уже вышли, то оказалось, что с другой стороны той стены висели инструменты, теперь валяющиеся на полу. А еще я забыла закрыть входную дверь, и двое зашедших покупателей, скорее всего, прекрасно все слышали.

– А помнишь тот раз в моей машине? – хмыкаю я. – Ты тогда…

– Разлил кофе на нас, – произносит он одновременно со мной и стонет. – Ничто так не убивает нужное настроение, как обжигающий кофе на брюках.

– «Он уже не был прежним», – так же мрачно, в тон ему, произношу я. Он с улыбкой подталкивает меня локтем.

– Жалко было твой свитер.

– А я и забыла о нем. Хм. Оно того стоило.

Он накручивает локон моих волос на палец.

– Помнишь, как мы познакомились?

Учитывая то, как мы познакомились заново, не так важно, как это случилось тогда. Сейчас мы встретились, когда изо всех сил пытались друг друга оттолкнуть. Не слишком ли далеко оттолкнули, пока неизвестно. Может ли быть так, что последние несколько недель были реальностью, а весь последний год только сном? Или сон – сейчас? То, что мы словно кислота разъедали все вокруг себя, уже не отменить, но если приложить все усилия, стараться сильнее, чем когда-либо, можно оправиться от последствий. Он слился со мной, проник так глубоко, что нас уже не разделить.

Конечно, я помню. Это воспоминание лежало в груде счастливых моментов, брошенных в камере забытых вещей, ждало, чтобы любовь подобно солнцу свергла тьму и освободила его.

– Я не смогла бы забыть.

Глава двадцатая

Где-то два года назад я ждала в боулинг-клубе в О-Клэр, штат Висконсин, когда мы устроили моему папе вечеринку-сюрприз. Мама попросила украсить один столик шариками с надписями «Поздравляем!» и «Счастливой пенсии!», а также заказала торт с его фотографией в глазури. Аарон и Келли, мои брат и сестра, оба сидели жутко недовольные, что пришлось ехать издалека. Келли пришлось отменить планы с друзьями, с которыми она договорилась, уже забыв о своем согласии приехать к отцу, а Аарон бесконечно ныл о ценах на бензин. Вот почему он не привез подарок. Само его присутствие подарок. Перед отъездом он стрясет с отца двадцать баксов.

Папа ненавидит вечеринки-сюрпризы и, начнем с этого, на пенсию вообще не хотел (его практически вынудили), так что, когда он наконец появляется, у него настолько отвратительное настроение, что прекрасно вписывается в атмосферу. Мама, спасая положение, пытается изображать веселье, но так как сама боулинг ненавидит, почти все время говорит с сестрой по телефону, что лишь сильнее раздражает папу, и они все начинают ругаться.

Мужчина на дорожке справа играет в одиночестве. Я знаю, что нашу ссору прекрасно слышно, потому что, несмотря на мои просьбы говорить тише, шепот у них выходит столь же громогласный. К тому же он уже пару раз в нашу сторону оборачивался.

– Можно мне притвориться, что я здесь с вами? – шутливо спрашиваю я. В руках у меня блестящий шар весом в четыре килограмма, который я вытащила из-за стойки. Так как моя сила – в уме, а не в физической подготовке, беру я только детские шары. А также не стесняюсь просить бортики, по которым шар в любом случает доберется до кеглей.

– Конечно, – улыбается он, и в груди екает. У него очаровательные волнистые кудри, каштановые, которые слегка падают на лоб, и открытая улыбка. Добрые глаза.

– Спасибо. Моя семья так и не научилась вести себя на людях.

Он хмыкает и качает головой.