Так что это я и отправляю.
Вместе с ним я встала около трех утра, и это сказывается. Уже поднявшись наверх, останавливаюсь у комнаты Николаса. Он мог запереть дверь, но не стал. Мог хотя бы прикрыть, но вместо этого оставил нараспашку, и при виде покрывала с пальмовыми листьями сердце болезненно сжимается. Как же мне не хватает этого покрывала. И нашей кровати. То, на чем я сплю, никогда не казалось мне моей кроватью. Да и как? Там же не было Николаса.
Заглядываю в его тумбочку, проверить, лежит ли там еще тот браслетик. Лежит. Теперь он, точно влюбленный подросток, спрятал туда и записки, которые я подкладывала в его ланч, и то ожерелье из попкорна.
А веточку повышающего жизненную энергию мирта он засушил, заложив между страницами книги. Плотно свернутый спящий в груди бутон неожиданно зевает и просыпается, расправляя лепестки, занимая все пространство, пока в легких совсем не остается воздуха.
Что-то не так. Чего-то не хватает. Внутри все сжимается.
Подхожу к своей стороне нашей кровати и забираюсь под одеяло. Я просто чуть-чуть полежу здесь, он никогда не узнает.
Простыни прохладные. Никто не успел согреть их, никто не оставил вмятину на второй подушке, но зато есть запах. Веки будто свинцом налились, и я не противлюсь, с каждым вдохом ощущая присутствие Николаса.
Из сна меня выдергивает ощущение, что я уже не одна. Открыв глаза, смотрю в темноту, и сонный мозг пытается понять, вокруг уже реальность или еще нет. Уже поздно, за полночь. Рядом на кровати лежит мужчина, именно там, где и должен лежать. Это его место, и все же меня как током ударяет и подбрасывает на кровати.
– Ты что делаешь дома? – Я даже моргаю несколько раз, думая, что он вот-вот исчезнет. Ведь я все еще сплю.
– Ты скучала по мне.
– Ты вернулся, потому что я скучала?
Он лежит на боку, поддерживая голову рукой, и смотрит на меня уже знакомым мне глубоким взглядом.
– Да.
Пульс учащается, потому что я в его спальне и он меня поймал. Николас ехал обратно в темноте, сквозь снег, и обнаружил, что в его кровати кто-то спит. Да, тут он и должен быть, но что, если он не чувствует того же, глядя на меня? Какую Наоми он видит? Может ли заметить разницу?
Он садится и склоняется надо мной. Глаза привыкают к слабому освещению, и среди теней я отчетливо различаю его лицо, поблескивающие в темноте глаза и мягкую улыбку.
– Я тоже скучал, – шепчет он и нежно касается моих губ.
Обхватив за шею, я притягиваю его ближе, а то вдруг он решит отстраниться после этого поцелуя. Чувствую, как он улыбается, вижу, как закрывает глаза, и растворяюсь в ощущении близости его тела. В его поцелуе такая жажда и сила, но он прерывает его, губами спускаясь ниже. Тело отвечает, загораясь дьявольским огнем, обретая невероятную чувствительность, зная, что он единственный может дать мне то, что я хочу.
– Я скучал по тебе везде, – шепчет он, обжигая дыханием.
– А?..
– Здесь… – Губы легонько касаются кожи, там, где бьется сердце. – И здесь… – Он находит мои губы, и боль и тоска в его голосе почти физически ощутимы. Я зарываюсь пальцами в его волосы, и он опирается сжатыми в кулаки руками в матрас по обе стороны от меня. – И здесь, – глядя мне прямо в глаза, выдыхает он.
– Я тоже скучала по тебе, – отвечаю я, уже не видя ничего, кроме его лица. Больше ничего вокруг не существует. Мир начинается и заканчивается этим мужчиной.
Только когда он стирает с моих щек слезинки, я понимаю, что плачу, и различаю блеск его повлажневших глаз.
Поцелуй углубляется, говоря за нас то, что уже не нужно выражать словами. Я прижимаюсь к нему сильнее, ближе, пока не ощущаю его каждой клеточкой. Когда мы отрываемся друг от друга, восстанавливая дыхание, я спрашиваю:
– Ты знаешь, что ты мой лучший друг?
– А я лучший друг?
Его глаза как сапфиры, в которых пляшет неукротимое пламя, они мерцают в темноте. Мне знакома каждая микроскопическая черточка. Я знаю все выражения и изгибы его бровей. Он самый прекрасный мужчина из всех, кто когда-либо жил на планете, а ведь когда-то я не могла сказать с точностью, какого цвета у него глаза. Он был как фотография на стене, к которой я давно привыкла. Сколько раз мой невидящий взгляд скользил мимо него, не замечая, что он смотрит на меня в ответ? Всегда смотрел. Слушал. Ждал.
– Да… – Сердце бьется так сильно, что больно в груди, легкие требуют кислорода. По щеке скользит еще слезинка, и он осушает ее поцелуем.
Я теряю голову, и Николас это видит.
Его рука такая теплая, пальцы нежно касаются моих волос. В глазах столько нежности, что я безотчетно расслабляюсь, пальцы перестают стискивать простыню. Он опускает голову, прячет лицо мне в плечо и глубоко вздыхает.
– Боже, как я по тебе скучал. Наоми…
Мое имя повисает в воздухе, и еще никогда не было так сложно подобрать слова. Но ему это необходимо. Необходимо услышать, что я чувствую, потому что мысли он читать не умеет, и нечестно будет принимать, не предлагая ничего в ответ. Я не могу позволить ему думать, что он один, ни на секунду.