Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве

Этим именем наше поколение связалось с поколением Зермишева. Мой родственник, питерский комсомолец Иродион Иродионович Макушинский, дядя Родя, мальчиком убежавший из отчего дома на баррикады Выборгской стороны, а потом одновременно с Вермишевым ушедший на фронт, вспоминая о том времени, обязательно говорил: Женя Герр. Женя Герр. Женичка.

X

Черновик неотправленного письма А. Вермишева. «...Вообрази себе. Дождь. Тоска. Приказа выступать нет. Мобилизованные картежничают. Играют на деньги, на еду, на одежду. Дисциплина падает. Я запрещаю карты - не действует. Продолжают. Однажды, войдя в казарму и застав бойцов батальона на месте преступления, требую прекратить безобразие, карты отдать комиссару, то есть мне. Не подчиняются. Начинаются пререкания, крики, угрозы. Я продолжаю настаивать на своем. Обстановка накаляется. На меня лезут с кулаками, я кому-то въезжаю по уху. Ужасно, конечно, но выхода не было. Нагана из кобуры я не вытащил, учти. Собирается толпа. Одни - за комиссара, другие за нарушителей - «свои». Некоторые исподтишка радуются скандалу. В какую-то секунду вижу искаженные ненавистью лица зачинщиков, слышу шепот: «красная сволочь!», «уходим за Сосну!», «разбирай оружие!» Я вдруг понимаю, что передо мной контра, разнузданная шпана, бандиты, разлагающие бойцов и только мечтающие о дезертирстве. Когда приказываю их арестовать, они сопротивляются, пытаются бежать, но их задерживают...»

Скверная история. Задержаны были недавно мобилизованные Михаил Кудрявцев и Иван Захаров, оба Елецкого уезда, из мещан, ранее, до революции, судимые за воровство. С ними играл в карты и Леонтий Плахин, по кличке Шабан, но он, завидя входящего комиссара, быстренько испарился. Однако, как показали свидетели, в компании был и кто-то четвертый, чужой, не красноармеец, который также успел скрыться. Кто таков? Неизвестно. Как вошел в казарму? Почему ни дневальный, ни сознательные бойцы не остановили игру? Не дали знать дежурившему командиру, что в казарме посторонний? Кто в наряде. Кто спал. А было темно, поздно. Те играли в глухом закутке. Кудрявцева и Захарова, видно, побаивались.

Шилов при встречах только вздыхал:

- Эх, Александр Александрович, как у вас сначала все хорошо получалось. Я даже удивлялся. А теперь? Разве можно быть таким вспыльчивым?

Одинцов подъехал иначе:

- Что ж вы, Сан Саныч, как в старой армии. Чуть что, сразу солдату по морде. Ведь в этом нас, офицеров, ваши товарищи всегда обвиняли, и напрасно. Пропаганда: Редчайшие случаи были, когда офицер распускал руки.

Через два дня ревтрибунальский следователь, вызвав Вермишева к себе на Соборную, огорошил:

- Мы должны привлечь вас к ответственности по обвинению в превышении власти. Вот показания вашего начальника штаба Одинцова. Он считает, что имелась возможность избежать столкновения.

Срыв, несдержанность? Может быть... Но избежать столкновения он не мог. Дисциплина в батальоне сейчас главное. Что было делать? Уступать грубой силе, злу, произволу? Нет! С непротивлением покончено навсегда.

Да, срывы были. Они причиняли страдания, мучения, но были. Мы располагаем таким документом:

«Фракция коммунистов при Петроградском областном комиссариате труда настоящим удостоверяет, что член РКП(б) тов. Вермишев служил в Петроградском областном комиссариате труда в качестве юрисконсульта в течение пяти месяцев.

За все это время фракция знает тов. Вермишева как преданного и полезного партийного работника, отдававшего все свои организационные способности на пользу дела Петроградского областного комиссариата труда.

В настоящее время Вермишев принужден оставить данную работу из-за инцидента, имеющего личный характер, со служащим комиссариата и только потому, что он произошел в стенах комиссариата. Фракция считает, что данный инцидент не может служить основанием для лишения тов. Вермишева какого бы то ни было доверия и возможности продолжать плодотворную деятельность в других советских органах, тем более, что, по мнению фракции, в этом инциденте есть элементы интриги со стороны лиц, чуждых коммунизму и близких к открытому саботажу в советских органах.

11 ноября 1918 г.»

Этот эпизод комментирует биограф А. Вермишева ленинградский писатель Яков Львович Сухотин в своей книге «Песню расстрелять нельзя!».

«Что же произошло? Чем была вызвана такая необычная характеристика? Оказывается, один из служащих комиссариата явился с незаконной просьбой к Вермишеву, дождался момента, когда тот остался один, и предложил ему взятку. Тот покраснел от гнева, потерял на секунду самообладание и дал подлецу пощечину...»

Там же на Соборной, у трибунала встретил Воронова-Вронского.

- Может быть, зайдем к нам? Мы с вами так редко видимся.

Идти не хотелось, но обещал Кандюрину помочь выяснить, что за салон.