Выбор оружия. Повесть об Александре Вермишеве

- Я сказал: вижу будущее за этой драматургией, - продолжал он, - то есть вижу, что эта тенденция может победить. И не радуюсь этому. Никто не понимает, как соотносятся революция и театр. Автор только что прочитанной пьесы полагает, что достаточно заставить героев произносить революционные речи, если выйдет доходчиво, то это и будет новый агитационный митинговый театр. Откажемся от психологизма, создадим документальную эпическую драму без героев, сделаем героем массу. Нет, нет и нет!.. Наши друзья из Пролеткульта, со своей стороны, считают, что вопрос сводится к тому, кто будет строить новую пролетарскую культуру, - индустриальные рабочие или выходцы из буржуазного лагеря. Все вздор! Суть в том, что новый театр перестает быть замкнутым в четырех стенах, он выходит на площадь, в нем участвует каждый. Означает ли это, что на театре разыгрываются некие пиэсы для тысячных толп с участием воинских подразделений в качестве статистов?! Как бы не так! Ваши петроградские массовые празднества не могли не провалиться, это мелодекламация прошлого века, вынесенная на улицу из кабаре «Шануар», это гигантская Виктория Чекан, это чудовищно разросшийся Мгебров. Нет, новый театр должен сделаться самой жизнью, а жизнь должна быть понятна, как театр.

Вы хотите народного политического театра, вы говорите о театре рабочих. Все одно и то же! Я же - о чуде - о последнем, мощном, мирообьятном, дифирамбическом подъеме, о том, что искусство должно преобразить мир, сделать в огненном озарении из простого человека творца, титана, бога!

Не успели слушатели опомниться, как на трибуну взлетел Макасей Холмский. Трибуны-то не было, он ее сыграл. Его речь сводилась к одному: «долой!»

Долой императорские театры, долой Пролеткульт, долой Комиссаров, которые пишут пьесы, долой режиссеров, которые делают из жизни фарс! Он последовательно разоблачал все театры - Шекспира, Лесажа, Гоцци, Блока, Мгеброва и Вермишева.

Поляков хмурился. Дождь, по-прежнему лил дождь, а тут вдобавок предлагали то грубые агитки, то провинциальные символистские фокусы, то ниспровергательные крики в духе Кириллова: «Сожжем Рафаэля, разрушим музеи...» А что касается пролетарского искусства, то, когда будет решен елецкий аграрный вопрос, по возвращении в Москву он сядет за статьи о культуре. Нельзя давать волю щекиным-кротовым, путаникам-теоретикам. Вермишев знает, чего хочет, но пишет слишком прямо, в лоб. Как стреляет... Впрочем, выражает правду, красную правду. Сегодня его пьеса в Ельце как нельзя более кстати, просто на диво. Все это он нашептывал прелестной Анне Дьяковой, та поднялась со скамьи и повернулась к собранию.

_ Про что сочиняли прежде пьесы- или стихи? - спросила она. - Про любовь и различные страсти: ревность, зависть, измены. Иногда про деньги. Товарищ комиссар прочел нам свою пьесу про классовые отношения! И это очень хорошо. Потому что сейчас для нас вопросы классовые важнее любви. Нет, любить мы не разучились. А ненавидеть научились! И подай нам правду! Железную суровую пролетарскую правду! Главное, наш ты или не наш? Свой или чужой? Свой по классу, по партии, это больше, чем свой по любви, по семье. А если кто нам изменит, начнет в сторону смотреть, пощады не жди! Или кто от борьбы устал, думает, что он не на фронте. Лондонский театр или японский мы глядеть будем, когда у них социальная революция победит. Вот пьеса товарища Вермишева и говорит нам об этом. И предупреждает: держись, мол, товарищ, сейчас по всему уезду контра готовит вылазки, сам готовься, стереги в оба. Повсюду вражеские лазутчики, повсюду, как показано в пьесе, люди собираются кучками и решают, с кем они будут бороться, с нами или против нас. Пьеса напоминает: враги не дремлют, призывает к бдительности. Спасибо тебе, товарищ Вермишев, за нужное Ельцу слово, за святую железную правду!

Последним выступил Александр.