А вот с этим Агата как-нибудь сама разберется. Ее сердце умеет разбираться в людях. В чем она была совершенно уверена. Она так торопилась, так хотела уйти, что забыла о правиле сегодняшнего дня: попросить прощения. И чтобы у нее попросили тоже… И она, конечно, простит. От всей души…
Слов у Пушкина больше не было. Оставалось только посторониться, открывая проход. Агата выбежала слишком торопливо, будто опасалась, что он ее остановит. Чего Пушкину очень хотелось, но он не мог позволить себе вольность, выходящую за границы служебных полномочий. Скинув пальто на вешалку, он спросил у Дарьи, где тетушка. Оказалось, что Агата Кристафоровна еще в постели. Что на нее совсем было не похоже. Мадам Львова хоть и была глубоко порядочной московской дамой, но вставала вместе с кухаркой. Правда, тщательно это скрывала.
Постучав в дверь ее спальни, любимый племянник получил разрешение войти. Тетушка лежала в постели, натянув одеяло под шею. Вид у нее был немощный и болезненный.
– Тетя, вы заболели? – с искренней тревогой спросил Пушкин.
– Мне болеть некогда, мой милый, – отвечала она, тщательно придерживая одеяло у подбородка. – Зато теперь слова не скажу дурного про вашу полицию. Собачья у вас служба, мой милый.
– Чем заслужили такую милость?
– Представь себе: на старости лет решила поиграть в филера…
– Следили за мадемуазель Керн?
– Нет, за твоим обер-полицмейстером! – ответила Агата Кристафоровна, не принимая глупые вопросы от умного племянника. – Чуть не околела от холода и еле ноги волокла… Как ваши филеры сутками справляются?
Пушкин не стал раскрывать маленькие секретики: настоящих филеров в московской полиции еще не было. В Петербурге был специальный филерский отряд при департаменте полиции, выученный великим Евстратием Медниковым. А в Москве – ничего. Так что справлялись собственными силами.
– Все видели? – спросил он.
Тетушка даже фыркнула.
– О, какие тайны: ваша встреча с Агатой на Новинском, ваша поездка на Петровку в «Эйнем»…
– Что мадемуазель Керн делала потом?
Агата Кристафоровна вдруг поняла, что находится в шаге от того, чтобы нарушить данное слово: Агата взяла с нее чуть ли не клятву, что Пушкин не узнает о вчерашнем катании. Пока она сама не разберется: был Алабьев или ей показалось.
– Она пошла в «Континенталь»… Есть блины.
– А после блинов…
Тетушка не смогла подслушать, о чем эти двое шептались в прихожей. И не знала, какую версию лучше сочинить.
– Ну… Потом пошла на Красную площадь, там же масленичные гуляния.
– Далее…
– Далее… Да что ты мне, допрос, что ли, устроил?.. Мне надоело мерзнуть, нашла ее, и мы поехали домой. Есть блины.
– После того как она наелась в «Континентале»?
Тетушка поняла, что провалилась. Ну не умеет врать, хоть плачь. Позволить племяннику одолеть ее было категорически нельзя. И она перешла в наступление.
– Представь себе! – заявила она. – Дарья такие блины печет, что умереть можно.
Пушкин наблюдал за родственницей с холодным равнодушием.
– Спасибо, тетя, что не умеете врать, – сказал он. – Что происходило на самом деле? Почему Агата выглядит так, будто тяжко больна?
Врать дальше или держать слово, что, в общем, одно и то же, не имело смысла. Обдумав бессонной ночью то, что случилось, она пришла к выводу, что Агата недооценивает угрозы. Тут без помощи Пушкина не обойтись. Тетушка сказала себе, что возьмет реванш над племянником в другой раз.
– Агата следовала за одним человеком, которого заметила в гостинице. Чтобы заметить его, залезла на ледяную горку. Кто-то ее толкнул, и она полетела кувырком. К счастью, осталась цела, только небольшие ушибы. Ну, еще укололась о булавку.
– О какую булавку? – спросил Пушкин как можно равнодушнее.
– Какая-то дама обронила на горке, падая, она зацепила… Вот такая, – тетя показала пальцами размер. – С пумпышкой на конце…
– Где эта булавка?
– Выбросила, конечно! Зачем мусор собирать…
Искать в затоптанном снегу Красной площади так же бесполезно, как искать булавку в стоге сена. Даже еще бесполезнее.
– Она преследовала Валерию Макаровну?
Открывать последнее, что обещала не рассказывать, тетушке не хотелось. Но и врать больше не могла.
– Агата решила, что видела Алабьева…
Короткая и быстрая работа логики доказала, что Кирилл Макарович вряд ли вызвал такой горячий интерес мадемуазель Керн.
– Видела старшего Алабьева?
Тетушке оставалось кивнуть. Что непросто, лежа затылком на пуховой подушке.
– Поверь: она ошиблась. Ей показалась. Это все чепуха. Агата сама была не уверена, что его видела… Ну и что, что вернулся… Только, прошу, не выдавай меня… Сделай вид, что сам додумался.
Пушкин думал совсем о другом.
– Тетя, не мучьте себя… Лежать в уличном платье под одеялом жарко, – сказал он.
С одной стороны, Агате Кристафоровне было приятно, что она воспитала в племяннике такую сообразительность. Но теперь эта сообразительность обернулась против нее. Тем не менее она неторопливо скинула одеяло и опустила ноги в уличных ботинках на ковер.
– Только прошу вас: не повторяйте вчерашний подвиг.
– Не тебе меня учить! – строго заметила она. – Ты куда собрался? А завтрак? Дарья уже хлопочет…