Выйти замуж за немецкого рыцаря

«Кстати, о Борисе и Антоне! – Я взглянула на часы. – Почему Курт не звонит? Сколько можно проводить экскурсию? Или он представил себя Моисеем, который водил евреев сорок лет по пустыне? Вот ведь дотошный! Наверное, о каждом доме рассказывает: кто в нем жил и чем прославился. Дай-ка я ему позвоню».

Я набрала номер Курта. На этот раз он соизволил мне ответить.

– Марина? А я собирался тебе звонить.

– Как там у тебя?

– Все в порядке, – бодро отрапортовал он. – Экскурсия прошла на ура. Все остались довольны. Во Францию нельзя не влюбиться.

– Курт, я ведь тебя не о Франции спрашиваю. Ты вообще помнишь, о чем я тебя просила?

– Чтоб я в ваше отсутствие взял на себя обязанности руководителя группы, – как ни в чем не бывало ответил Курт, и я поняла, что парень так ответственно относится к своей работе, что ни о чем другом не думает.

Подавив в себе легкое раздражение, я напомнила Курту:

– Я просила тебя не спускать глаз с Бориса и Антона.

– Ну да! Антон всю экскурсию был рядом со мной.

– А Борис?

– Бориса нет.

– Сбежал?! – вскричала я. Хотя, справедливости ради, надо сказать, побег Бориса не был для меня неожиданностью.

– Этого я не знаю. Хотите, я спрошу о нем у Антона? Он тут недалеко от меня.

– Да! А еще лучше дай ему трубку.

Я многое бы отдала, чтобы оказаться рядом с Антоном, схватить его за рукав и не отпускать до тех пор, пока тот не даст мне ответы на интересующие меня вопросы.

Ждала я минуту, может, больше, в итоге в трубке вновь раздался голос Курта:

– Я не знаю, вот только что был здесь, разговаривал по телефону, а потом исчез.

– Куда исчез?

– Отошел в сторону, свернул за угол. Знаете, сколько здесь, на площади, людей? – обиженным голосом спросил Курт. – Затеряться ничего не стоит.

– Значит, разговаривал по телефону? – повторила я, скрипя от досады зубами.

– Мне так показалось. Он руку у уха держал. Что мне теперь делать? – растерянно спросил наш гид.

– Ничего. Хотя… Возвращайся на судно. Жду твоего звонка. Есть у меня сомнения относительно того, что Антон вообще вернется на теплоход, но мало ли, чего в жизни не бывает? Кстати, когда отплытие?

– Как обычно, вечером, – вздохнув, напомнил он.

Все верно: экскурсионная программа была составлена так, что ночью теплоход плыл, а днем становился на якорь в каком-то городе. Расстояния между городами в Германии небольшие, потому мы и стояли дольше, чем плыли. Случалось, что мы могли остановиться в одном городе на день или два, а на экскурсии ездить в другой.

– Позвони в любом случае, – велела я и, прежде чем положить трубку, уточнила: – И в том, если Антона на корабле нет, и в том, если он вернется.

Бросив мобильник на дно сумки, я в изнеможении откинулась на спинку дивана.

«Хоть бы Алина скорее вернулась, – подумала я. – По телефону толком и не посоветуешься. Хотя, может, ей и не надо сюда возвращаться? Сразу вылететь в Страсбург? Но если Антона на теплоходе нет, то и ей, по большому счету, там делать нечего, – рассуждала я, при этом так увлеклась, что на минуточку забыла о том, что Алина ехала сюда прежде всего как руководитель группы и просто обязана быть на корабле. – Пусть пока сидит в Мюнхене, пока Курт не позвонит».

Я вновь достала телефон, набрала номер Алины, но ответа не получила: телефон был отключен.

– Вечно она так, – вслух пробормотала я. – Ну, где ее черти носят?

– Еще что-то случилось? – последовал встречный вопрос.

Глава 24

Я повернула голову. В проеме дверей стоял Густав. Вид у него был довольно странный – счастливый. Да-да, наш немецкий приятель был слегка пьяный и счастливый.

«Все! Крыша у Густава окончательно поехала, – мысленно отметила я. – То ли от горя, то ли от беспробудного пьянства».

– А знаете, черт с ними, с этими картинами! – радостно воскликнул он. – Все равно они не мои! А сокровища нибелунгов, может быть, вообще не сокровища или никогда не принадлежали нибелунгам. Но даже если ценности подлинные, то в моем доме им не место. Ха-ха-ха, – радостно захихикал он.

– Вот как? – От удивления у меня глаза поползли на лоб. Что это с ним? – Допустим, золотые вещички действительно прокляты. И ты правильно делаешь, что о них не горюешь, но картины… Что значит они не твои?

Ирина не меньше меня была ошеломлена признанием мужа:

– Густав, что значит картины не твои? Ты же сам говорил, что с самого детства любовался этими картинами.

– Да, – не стал отрицать Густав. – Но все равно они достались мне не по праву. Они не принадлежат моей семье.

– Чьи же они тогда?

– Не знаю. Дед, мамин отец, привез их с войны в качестве трофея. Мне, конечно, за дедушку стыдно, но тогда многие так делали. По законам военного времени немецкие офицеры могли брать все, что им захочется. В Германию шли эшелоны, нагруженные художественными ценностями и антиквариатом. Мой дедушка не был исключением. Мебель и фарфор его не интересовали, а к живописи он имел определенную слабость. К тому же он служил в интендантских войсках и часто ездил домой. Картины везти было легче, чем что-либо другое. Свернул в рулон, поместил в тубус и вези себе хоть на край света – руки не оттянет.