Я побежала в лес, и тут, у ствола дерева, меня стало рвать. Фасоль с рисом, которую мы ели на обед, бутерброды с ореховой пастой и консервированной свеклой, которые были на ланч. Я оперлась обеими руками о ствол дерева, тяжело дыша. К горлу подступила новая волна тошноты. То, что еще оставалось внутри, просилось наружу. Клубничный батончик на завтрак, холодный растворимый кофе. Но это было еще не все. Кажется, меня тошнило месячным запасом еды. Тем, чем я питалась еще в последние дни в Нью-Йорке. Черствым хлебом, который я размачивала в минералке, чтобы он стал чуточку съедобнее. Сухой смесью для супа с кнейдлах (я ела ее ложкой прямо из коробки). Томатным супом из кетчупа и минералки. Заплесневелой клубникой, вываленной из лотка на тротуар.
Когда ничего не осталось, я вытерла кислый, едкий рот тыльной стороной кисти и размазала остаток о кору дерева. На минутку я прислонилась к стволу и уткнулась лицом в сгиб локтя.
— Кандейс.
Я обернулась. Позади стоял Боб.
— Вот, возьми.
В руке у него была бутылочка «Пепто-Бисмола».
— Все в порядке, — сказала я машинально.
— Давай. Тебе это необходимо.
Почувствовав мое сопротивление, он сам откупорил бутылку. C хрустом разорвал пластиковую обертку и выбросил ее.
Я посмотрела на клочок мусора, упавший на землю.
— Мусорить плохо, только когда мусорят все, — ухмыльнулся Боб.
Я взяла бутылку. Сделала глоток под пристальным взглядом Боба. Мы не были раньше знакомы. Я была последней, кто покинул Нью-Йорк, а потом быстро влилась в нашу группу. Прошла только неделя — точнее, десять дней — с тех пор, как они нашли меня.
— Получше? — спросил Боб, будто лекарство могло подействовать так быстро.
— Наверное, я просто устала, — ответила я.
Взгляд светло-серых глаз Боба смягчился.
— Сейчас нам всем тяжело. К счастью, мы скоро прибудем туда, куда нужно, станем вести оседлую жизнь и не будем больше кочевать.
Со стороны костра донесся взрыв смеха. Боб подождал, пока он стихнет, и продолжил:
— Но если говорить в целом о ситуации, в которой мы оказались, я бы сказал, что всем в той или иной форме нужна духовная поддержка.
Я вежливо кивнула.
— Что-то вроде книги из серии «Помоги себе сам».
— Что-то вроде этого, — помедлив, сказал Боб. — Ты исповедуешь какую-нибудь религию?
— Мои родители были религиозными, так что я ходила, ну, в воскресную школу. Но это было сто лет назад. Я уже давным-давно не бывала в церкви.
Боб помолчал. А потом сказал:
— Раньше я считал, что вовсе не религиозен. Но в последнее время стал находить в Библии большую поддержку. — Он откашлялся. — Как ты думаешь, что общего у членов нашей группы?
— Не знаю, — сказала я. — Первое, что приходит в голову, — это то, что все мы выжили.
Он улыбнулся как профессор.
— Я бы сформулировал это по-другому. Мы
— Ты хочешь сказать, как естественный отбор?
— Я говорю о богоизбранности.
Я почувствовала себя неуютно. Кто его знает, как оно было на самом деле. В Конце бесконечный поток информации и дезинформации, новостных статей, постов и перепостов на форумах, кликбейтов и истерических ретвитов привел к тому, что мы ничего уже не знали наверняка, беспомощные и невинные в своей глупости.
У всех нас в голове вертелся вопрос: почему мы не заразились? Мы точно так же должны были контактировать со спорами, заразившими остальных. Боб был фанатично уверен, что мы избраны. Это стало официальной доктриной нашей группы.
Я (как и Джанель, Эшли и Эван) считала, что для лихорадки не было никакой разницы. Тот факт, что выжили именно мы, не значил ровным счетом ничего.
До сих пор, когда я оказывалась наедине с Бобом, мне удавалось избегать бесед на религиозные темы. Теперь я чувствовала, что хочу спрятаться, избавиться от всех черт свой личности, чувств и предпочтений, чтобы он ничего обо мне не узнал. Я быстро глянула на привал, на костер, видимый среди деревьев. Оттуда доносился смех. Боб поймал мой взгляд.
— Как бы то ни было, я рада, что я здесь, — сказала я с вымученной улыбкой.
Но Боб продолжал настаивать:
— Тебе нравится быть здесь, я имею в виду, среди нас? Ты думаешь, мы тебе подходим?
Он спрашивал на полном серьезе, так, будто у меня был выбор.
— Пока что нравится, — наконец выдавила я. — Но нужно привыкнуть. Совместные обеды и все такое — это для меня ново. Я вообще не очень привыкла что-то делать вместе.
И, поколебавшись, добавила:
— Я долгое время была одна.
Он опустил взгляд.
— Я бы хотел, чтобы ты принимала большее участие в делах группы, по мере возможности. Раз ты теперь одна из нас, мы на тебя рассчитываем.
— Конечно, — сказала я.
— Это лекарство, которое у тебя в руках, — продолжал Боб, — было добыто во время одного из наших набегов. Мы составляем списки того, что нам нужно. И забираем это. У нас разделение труда. Мы должны сплотиться, чтобы выжить. Мы живем вместе. Это понятно?
Я кивнула.
— Ладно, нам надо возвращаться, — сказал он. — Наверное, все ждут ужина.