Выходной апрель

Надо сказать, что Валерий Иванович ничего не забыл, на деньги, полученные при увольнении, купил компьютер, который периодически обновлял, подключил интернет и собирал базу данных на новых хозяев ЗАО «Тресттрубстрой», которому он отдал полжизни. В последнее время, особое удовольствие, ему доставляло, следить за кривой падения стоимости акций нефтегазодобывающих и трубопроводных компаний.

– По радио передали, бочка нефти уже около ноля стоит, – заметил Семён.

– Бочка сама, стоит триста рублёв, пустая, а нефть, чтобы туда залить, тебе должны ещё сорокет зелени доплатить. Прочитал, тут одного аналитика японского, хорошо сказал жёлтопузый: «Никто не хочет, хранить у себя на заднем дворе вонючую грязную лоханку с нефтью, и вы заплатите не только сто, но и триста долларов, чтобы её вывезти». Вот мы и дожили, Сёма, до конца нашего, доморощенного капитализма.

– И что, дальше? Ведь горючкой страна живёт.

– На телеке кричат, что шахматная партия за нами, мол, погодите. Обманули уродов Опековских, нагнули и гордо нагадили всем этим нефтяным королям на головы, но что-то мне подсказывает, насрать, то мы насрали, только штаны снять забыли, – сказал с нескрываемым удовлетворением дядя Валера, разливая ароматный напиток. – Шучу, конечно, отыграет ещё нефть, отскочит, слишком много игроков заинтересованных, но нашим управленцам надо учиться жить с другой ценой на сырьё.

Он протянул стакан Семёну:

– Я тебя, чего позвал, – вывели меня с утречка церковники по телеку…. Помнишь, мы с тобой о религии говорили?

Семён кивнул. В большой комнате дяди Валеры, они обсуждали многие вещи, от качества кефира разных производителей до теории возникновения мира и опасности для человечества развития искусственного интеллекта, а в последний раз – на восьмое марта, разговор зашёл о вере. Дядя Валера вспоминал 90-е годы, смеялся над вдруг «прозревшими» комсомольцами и коммунистами, хлынувшими в храмы. Они, неловко переглядываясь, неумело осеняли себя крестом.

Тогда, он выпил лишнего, раскраснелся и кричал:

– Вот ты и в бога веришь, и работяга, денежки в кубышку складываешь, трудишься, по графику живешь. Молодец, нечего сказать, честно, без капли иронии, а я в себя верю, в свои правила, мораль там, сука. Представь семейным, дети у тебя голодают, работы лишили, а если жрать нечего, семью кормить, во что, верить? Пропадает она, вера твоя! Раньше государство веру давало. Веру, что всё будет, и следующее поколение заживёт лучше, чем мы! Наше государство ушло давным-давно. Нет его, нет веры. Вот и потянулся народ к мракобесам. Думаешь Чумак, с Кашпировским, сектанты разные нарисовались, чёрные, жёлтые, белые, братья, просто так? Помнишь таких? Одна ягода, волчье лыко….

Семён припоминал, что, сошлись они уже ночью, на священной миссии православия, необходимого для потерянной большой страны…. Конец дискуссии терялся в тумане. Проснулся он на диване дяди Валеры, а вежливый хозяин, как настоящий христианин, уступивший место гостю, спал, свернувшись калачиком на ковре.

***

– Ты знаешь, я люблю каналы религиозные под настроение смотреть, иногда интересно, там батюшки благостные вещи умные иногда говорят, а сегодня, слушай, чуть с дивана не упал, – дядя Валера сделал большой глоток. – Поп старый вещал, уроки выживания карантинные давал…. Если, говорит, не хватает на еду, не грех и милостыню попросить. Крупки, сахарку… Странные вещи происходят. Мне предлагают просить милостыню. У олигархов перила на яхтах из мамонтовых бивней, а у меня пенсия пятнаха… «Власть и деньги от бога, а то, что вы бедные, это хорошо, правильно. На том свете зачтётся»…. Представляешь? Я их драные газопроводы с нефтепроводами варил, сшивал, тащил через Сибирь, Урал и Русскую равнину. Начинал на нефтепроводе, Сургут – Полоцк, а магистральный, как его там, трансконтинентальный газопровод, Уренгой – Помары – Ужгород, слыхал?

Семён, жил в этой квартире уже седьмой год и о трубопроводном транспорте Советского Союза мог бы написать диссертацию, на вопрос соседа, молча кивнул.

– Вот этими руками сделано, – дядя Валера показал две скрюченные мозолистые лапы, покрытые седым жёстким волосом. Кожа с застаревшими ожогами и шрамами, на кистях была испещрена черными жирными точками и запятыми, следами въевшейся окалины.

– Мне со светлыми глазками предлагают горстку перловочки вымаливать…. Вы там, в столицах, кто стряпает эти телеблюда, ничего не попутали? – он вопрошал к тёмному немому экрану телевизора.

– Тогда, ты дядя Валера, сваривал не их трубы, а наши, народные, – успокаивал его Семён.

– Правда твоя, Сёма, сопливый был, малец после техникума и армии, но гордость за общее дело охватывало, аж огнём горел, – уже спокойнее, сказал дядя Валера. Он мог мгновенно вспыхнуть, как сварочный электрод и остывал также быстро.

Товарищи допили бутылку, посидели, погрызли яблоки. Семён рассказал про случай с летающим Толяном и дядя Валера хохотал до слёз, потом предложил ещё по стаканчику, но гость отказался:

– Спасибо за угощение, дядя Валера, я пойду.