Выпуск 4. Семь пьес с необычной судьбой

Поет.

Молодость сыграла под сурдинку,Никому не причинила зла.Хоть и не искал ты серединку,А она сама тебя нашла.О пошли, поехали денечкиБеспорочны, беспортошныи-и..Повернулся — лопаются почки.Оглянулся — убывают дни.Мельтешиться прекрати, природа.Жизнь, ударь по почкам в разворот!

Надоело пить с изжоги соду.Надоело прикрывать живот.Мы живем с завидным постоянствомНа обратной стороне Луны,Озабочены борьбою с пьянствомИ проблемой мира и войны…

ГОЛОСА. Нашел, что петь!.. Нэпман!..

ФЕДЯ. Ножиков!.. Ножиков, прекрати!

НОЖИКОВ. Эх, мать честная! Золотой мой Винпром! Разливай, дорогая. Выпьем вдесятером. Буду речь говорить. (Пауза.) Всем налито? Так. Сколько себя помню, жил я весело. Вообще я человек веселый. Но есть у меня одно такое… желание. Хочу иметь детей. (Смех.) Пятерых. (Смех.

) И чтобы мои дети приходили из школы и говорили: «Здравствуй, папа». Все. Больше мне ничего не надо. Выпьем за то, чтобы мое желание исполнилось! Музыка!

Звучит фокстрот. Ножиков, дурачась, танцует его с одной из девушек. Оживление. Затем музыка становится тише, кое-кто продолжает танцевать.

ТАНЯ. Почему ты так думаешь?

ТОНКИХ. Так думают все, но не говорят об этом.

ТАНЯ. Значит, все притворяются?

ТОНКИХ. Не знаю.

ТАНЯ. Сейчас ты, конечно, добавишь, что к присутствующим, ко мне, то есть, все сказанное не относится.

ТОНКИХ. Нет, я ничего не добавлю.

ТАНЯ. Итак, все женщины — рабы. До чего это старо!

ТОНКИХ. Все истины стары.

ТАНЯ. Но это не истина! Ты ничем не можешь это доказать! На каждый твой пример я отвечу двумя.

ТОНКИХ. Видишь ли, Таня, об этом говорить не принято. Вообще чистую правду очень трудно вынести. Вот, например, и ты и я умрем. И умрем обязательно. Что может быть истинней этого? Ничего. А попробуй думать так каждую минуту и ты сойдешь с ума. Это — запретная тема. Так же в вопросе о женщинах и о любви: каждый прекрасно знает, что любви нет, но обманывает себя, и иногда благополучно. Мы с вами, как два враждующих лагеря. У нас все разное — и мысли, и чувства. Но вы в нашем подчинении и словами этого не исправишь. Так уж получилось.

ТАНЯ. Я тебя ненавижу.

ТОНКИХ. Это естественно. Если сон крепкий, то ненавидят будильник, хотя он ни в чем не виноват.

ТАНЯ. Но ты же когда-то женишься на рабе, на дуре, на женщине? И неужели будешь говорить ей все это?

ТОНКИХ. Каждая женщина чувствует свое место.

ТАНЯ. Тогда почему ты выбрал меня мишенью? Разве я твой враг? Ты мне мстишь за что-то? А-а! Я знаю! Каждый мужчина мстит за унижение. Как же! Пока ухаживаешь, чего только не натерпишься — и внимания на тебя не обращают, и на свидания не приходят. Зато потом-то он свое берет. Тот, кто попроще — колотит жену кулаками, а такие, как ты — словами так побьют, что места живого не останется. В кровь!

ТОНКИХ. Если бы ты остановилась после слов «почему ты выбрал меня мишенью», я бы сгорел со стыда.

ТАНЯ. Ты меня даже не уважаешь, Тонких.

ТОНКИХ. Я очень жалею, что начал этот разговор.

ТАНЯ. Теперь поздно жалеть.

ТОНКИХ (бормочет). Может, все обойдется…

ТАНЯ

. Что ты сказал? Обойдется? (Пауза.) Да нет, поздно уже. Конец.

Подходит Толя.

ТОЛЯ. Федю не видели? Он мне конспекты обещал по теплотехнике.

ТОНКИХ. Федя ушел. Он встает рано, в четыре утра. Говорит, что утром голова пустая, как амбар весной и в нее можно ссыпать много зерна.

НОЖИКОВ. Толян!

Толя подходит к нему. Таня уходит. Тонких с выражением опустошенности, ранней усталости на лице присаживается к столу, за которым никого нет.

НОЖИКОВ. Толян, сгоняй в лавку, а? Купи еще две бутылки. На.

Подает деньги.

ТОЛЯ. Да у меня есть, не надо.

НОЖИКОВ. Бери, бери. Мне — двадцать пять, понял? Двадцать пять лет топчу землю, выдергиваюсь, как морковка. А зачем? Затем, чтобы на могильном камне написали: «Лежит Ножиков. Блатной. Задолженность по профвзносам — семнадцать лет. Дело передано в небесную канцелярию». Знаешь, Толян, что в жизни главное?

Толя, улыбаясь, пожимает плечами.

НОЖИКОВ. Главное — это не закрывать глаза. Даже если тебя бьют в морду. Тебя хоть раз били?

ТОЛЯ. Н-не помню… Нет.