Выродок (Время Нергала)

Между тем Голованов, чувствуя, как смертельный страх парализует его все сильнее, думал только о том, чтобы как можно быстрее вернуться в тюремную камеру. Там, конечно, тоже далеко не сахар, и вставать каждый день раком у параши, чтобы все обитатели камеры получили удовлетворение перед завтраком, не слишком веселое занятие. Но сейчас он готов был пропустить через себя, вернее подставить свою задницу всей тюрьме, только бы не чувствовать леденящего ужаса, сознавая свою полную беспомощность и одиночество, только бы не ощущать неминуемое приближение чего-то настолько страшного, что даже пуля в затылок во время расстрела может показаться счастливым избавлением.

Н. Б. внимательно следил за всем, что происходит на шоссе. Видел, как жертва начала удаляться от машин, видел, как из второй машины выскочили люди, и отметил, где остался каждый из них. Вот когда ОН начинал чувствовать себя диким львом, выслеживающим добычу. Вот когда все в НЕМ сладостно напряглось! Теперь ОН действительно стал Нергалом. Всемогущим но и предельно собранным и осторожным. Хищник не может упустить жертву.

На заднем сидении застонал пленник. ОН чуть дернул головой.

Сейчас ничто не должно отвлекать Льва — Нергала от охоты.

— Заткни ему пасть! — глухо сказал ОН. Журналист, будто сам участвовал в охоте, понимал состояние Н. Б. Он взял с пола машины какую-то ветошь и наглухо забил ее в рот пленнику. Потом из опасения, что пленник может попытаться выскочить из машины и их просто расстреляют омоновцы, дотянулся до бардачка, пошарил в нем, нашел какую-то бечевку и перевязал кисти рук человека, которого не знал доселе, но который мог угрожать неосторожным поведением его собственной жизни. Если бы Любомудров сейчас был способен рассуждать, он бы несомненно осудил себя, назвал бы подлецом, а то, может, и как-нибудь похлеще. Но он был парализован чужой волей, волей зверя, выслеживающего добычу, волей Нергала, внушившего ему такой животный страх за свою жизнь, что он по крайней мере на некоторое время потерял всякую способность здраво мыслить.

Одинокий человек на шоссе остановился как бы в раздумье и, повернув, пошел к домам, решив, очевидно, что там ему будет безопаснее.

Тимохин с Успенским, сидевшие в третьей машине, невдалеке от дома, куда ушли бойцы группы захвата, слушали переговоры по рации и рассматривали окрестности в бинокль.

— ОН должен быть где-то рядом, — сказал генерал. — ОН, как зверь, будет сидеть в засаде до последнего момента.

Бойцы из дома доложили, что в квартире никого нет, дверь открыта.

— Оставайтесь пока на месте, — приказал Тимохин, зная любовь Выродка к сюрпризам и стремясь избежать их.

Они стали рассматривать машины, припаркованные к домам. Все увидеть было невозможно. Многие перекрывали обзор, стоя впритык друг за другом. Очевидно, поэтому они не смогли разглядеть скромный старенький „москвич“ с тремя пассажирами, стоявший среди других машин. Тем более что и здесь оба аса сыска дали очередную промашку чисто психологического характера. Они привыкли к стереотипу: Выродок, как правило, угоняет хорошие скоростные машины и брезгует старыми и маломощными.

* * *

Одинокая фигурка человека медленно приближалась. Все в Н. Б. напряглось до предела. Жертва рядом! Достаточно двух прыжков, чтобы настичь ее и перегрызть горло.

„НЕ ТОРОПИСЬ!

ИСПОЛЬЗУЙ ТВОИ ДРУГИЕ ЖЕРТВЫ! СЕГОДНЯ ДЕНЬ НАШЕГО ТОРЖЕСТВА!“

Любомудров оглянулся. Ему показалось, что кто-то рядом что-то сказал. Но откуда ему было знать, что это говорит сам Нергал!

Жертва была уже рядом. Что произошло дальше, каждый из свидетелей описывал по-своему.

Стрелки вдруг увидели, что из припаркованного „москвича“ вышли три человека. Они окружили объект, и снайперы замерли. Но приказа открывать огонь не было.

Успенский и Тимохин увидели ЕГО, журналиста и кого-то третьего с кляпом во рту. ОН схватил доктора, журналист поднес к его лицу какую-то тряпку, а третий вдруг бросился бежать. Журналист загораживал поле обстрела. Объект закрывал собой Выродка. Тут же ОН с жертвой и с журналистом оказались в машине.

Когда „москвич“ рванул с места, Тимохин в бешенстве крикнул.

— Огонь!

Стрелки сделали всего по выстрелу. Беглец с кляпом во рту упал. Другие пули попали в уносящийся „москвич“, но машина, очевидно, осталась неповрежденной. Успенский успел крикнуть:

— Отставить! По машинам! Бойцы вскочили в свой фургон, оперативники — в „девятки“, и гонка началась.

По дороге Тимохин в ярости, не помня себя, кричал:

— Ну почему отставить, почему? Мы бы их, как курят, перестреляли, машина бы уже сейчас догорала в кустах. Ну почему?

— Там Любомудров был! Его-то за что стрелять?

— Так он же заодно с Выродком был, ты же видел!

— Это неизвестно. Тем более, этот самый журналист всю жизнь за Выродком охотится. К тому же еще один неизвестный проявился. Интересно, зачем он Выродку понадобился?