Промычав что-то невнятное, Грета отдала мне подарок — и минуты не прошло. «Не стоило лезть!» — подумал я. А потом возразил самому себе: «Если я член семьи, то я сам решаю, что делать, а что нет. И если мне кажется, что надо вмешаться и, наконец, помирить их, то, значит, надо!» Но едва я открыл рот, чтобы что-нибудь сказать (правда, я не совсем понимал, с чего начать), как она повернулась спиной к эмэтаму, за которым медленно угасал закат, и сказала:
— Рэй, я сильно сомневаюсь, что ты хоть что-то понимаешь.
Я покорно кивнул:
— Ничего я не понимаю, не сомневайся…
— Ничего не понимаешь, но прямо рвёшься сделать всем хорошо! Так? Тогда давай-ка я расскажу.
Биологи осторожно, словно две тени, покинули обсерваторию, держась за руки. То ли услышали, что разговор стал личным, то ли им надоела небесная абстракция.
— Ты вообще молодец, — начала Грета. — То, что ты сделал для мальчиков, это… Это то, что оправдывает всё остальное. И мы все здесь сразу поняли, кто ты есть, после того случая. Не знаю уж, как
Она помолчала, покусывая губы в попытке подобрать слова, а я терпеливо молчал.
— Ты действительно член семьи. Как и я. Только я «внутри» не потому, что я пять лет растила Фарида, а потому что последние десять лет общаюсь с Нтандой, на которую свалилось это всё: и мой развод, и смерть Хенга, и фокусы пацанов. Издалека много не сделаешь, но я делаю, что могу. Для неё. Потому что ей это надо. Потому что она просит об этом меня. А Фарид — нет. Ты можешь что-нибудь сделать для него. Можешь — для меня. Но ты ничего не можешь сделать для «нас», потому что «нас» давно нет. Очень давно! И если что-нибудь начнётся, это будет что-нибудь совершенно новое.
Она тяжело вздохнула.
— Знаешь, в чём была моя ошибка? Я поверила Реншу. Он говорил, что есть «мы». Что у нас есть будущее. Что я сама себя не толком не знаю, а его любви и терпения достаточно, чтобы перекрыть мой… дефицит. А мне следовало, прежде всего, доверять себе, слушать себя, свои чувства. Нам всегда это говорили. Не знаешь? Ну, у вас-то было иначе! Парням объясняют по-другому, но нам, девчонкам, ещё в школе, рассказали про «долг» и как относиться к таким идеям. Как вылавливать их у себя и гасить. Потому что если этого не сделать, можно очень много наворотить! «Вы не отдаёте долг — вы создаёте свой мир», — с улыбкой процитировала она.
Небо окончательно почернело, и в обсерватории зажегся мягкий приглушённый свет.
— Думаю, на тэферском это вдалбливали особенно сильно — должны были, по крайне мере. С первого года у нас шла молекулярная биология и история эволюции. Наслушавшись о кооперации, симбиозе и альтруизме, можно что угодно себе вообразить! — печально улыбнулась она. — Представляю, как это было у вас! Если нас учили думать о себе и не путать общественное и личное, то парней, наверное, утешали, что они — парни, и могут создавать жизнь только в комбо-реакторе. Им, конечно, было труднее — пережить эту разницу.
— Из-за бонусов? — спросил я, не подумав, и поймал знакомый взгляд. — Прости, я… — и чтобы окончательно загладить вину за высказанную глупость, я признался:
— Лично мне ничего такого не говорили и не объясняли.
— Я поняла, — улыбнулась она. — Только дети высказывают такое! Бонусы! Ничего это не значит. Можно без всего этого обойтись — в ТФ точно можно. И на производстве. Да вообще везде! Это не выгода и не работа. Это такая возможность, которая есть у половины людей, и, если принадлежишь к этой половине, бывает любопытно посмотреть, как оно бывает. Особенно когда занимаешь превращением планеты во что-то живое! Трудно удержаться и не попробовать более доступный и быстрый вариант создания жизни. Для меня это было так — не знаю, как оно у других. И я думала, что понимаю, как всё устроено и, главное, как устроена я сама. Я стала донором почти сразу, как прилетела на «Тильду» — все так делали, потому что сразу после института всё равно не выпускали в поле. И я знала, зачем я это делаю, для кого, почему, какие права мне это даёт…
Она оглянулась на небо. Возможно, она видела своего Шимона. Для меня там были только тучи.
— В общем, я делала так, как давно запланировала, и всё было в порядке… Но я встретила Реншу — в первый же день на «Тильде». И прежде чем я поняла, что происходит, я начала обманывать себя. Он был такой мягкий, понимающий, терпеливый… С ним было очень легко! И с его братьями было легко. И вообще всё стало очень просто. И я решила, что так и должно быть! И не минутное помутнение это было — так сразу родительство не дают. Просто ошиблась — в самой себе. Но не в нём, конечно. Он-то ни в чём ни виноват.
Мне показалось, что у неё в глазах что-то блеснуло.