Выше звезд и другие истории

– Люс, – сказал он, – помнишь, когда мы учились в школе, ты всегда была… мне всегда хотелось поговорить с тобой, но у меня не хватало смелости… И все-таки мы однажды поговорили по-настоящему – солнце садилось, помнишь, и ты еще спросила, почему я не хочу драться с Анхелем и его дружками. Ты всегда была не похожа на других столичных девчонок, ты как-то не подходила к их компании, словно вообще была не из их числа. Ты наша. Тебе тоже больше всего важна истина. А помнишь, как ты однажды разозлилась на учителя, когда он сказал, что шишечники якобы не впадают в зимнюю спячку, а Тиммо попытался его переубедить и рассказал, как отыскал зимой целую пещеру с шишечниками в спячке, и тогда учитель хотел выпороть Тиммо плеткой за то, что он «перечит учителю», помнишь?

– Я тогда пообещала, что все расскажу отцу, – тихо проговорила Люс. Она очень побледнела.

– Да, ты встала и на весь класс заявила, что учитель сам ничего об этом не знает, а Тиммо собирается выпороть только потому, что тот доказал свою правоту – тебе было всего четырнадцать, не больше. Люс, послушай, пойдем сейчас со мной, а? Пойдем к Илии, и ты сможешь рассказать всем то, что рассказала мне, и тогда мы сможем решить, как нам быть дальше. Домой тебе сейчас нельзя – там тебя накажут, опозорят! Послушай, ты можешь пожить пока у Южного Ветра – она живет за городом, там спокойнее. А сейчас, пожалуйста, пойдем со мной! Нам нельзя терять время.

Он протянул к ней руку через стол – тонкую, теплую, полную жизни; она взяла ее, посмотрела ему в лицо и вдруг расплакалась.

– Я не знаю, что мне делать, – сказала она с отчаянием; слезы текли у нее по щекам. – Ты надел только один ботинок, Лев.

8

Времени оставалось мало. Нужно было побыстрее собрать всех членов общины, чтобы в полной готовности, плечом к плечу встретить опасность. Спешка оказалась даже на пользу – без всякого нажима робкие и нерешительные могли бы отсеяться; однако под угрозой возможного налета всем хотелось держаться центральной, самой сильной группы.

И такой сильный центр действительно был, он сам, Лев, был в нем вместе с Андре, Южным Ветром, Мартином, Италией, Сантой и другими молодыми и решительными шантийцами. Вот Веры с ними, к сожалению, не было, и все-таки она вдохновляла все принимаемые ими решения, они постоянно ощущали ее неколебимую твердость и будто слышали ее тихий голос. Илия остался в стороне, как и Сокровище, и еще несколько человек – главным образом люди старшего поколения, – потому что таковы были их взгляды. Илия никогда не был особенно горячим сторонником переселения на новое место; он и теперь продолжал спорить и уверял, что они зашли слишком далеко и девушку немедленно следует отослать назад, к отцу, причем в сопровождении целой делегации, которая «села бы за стол переговоров с членами Совета». Он считал, что стоит как следует поговорить с представителями Столицы – и сразу исчезнет проблема недоверия и неповиновения…

– Вооруженные люди не садятся за стол переговоров, Илия, – устало заметил старый Лион.

И большинство шантийцев примкнули не к Илии, а к «Вериным ребятам», к молодежи. Лев чувствовал силу своих друзей и всего города, выразившуюся в полной поддержке их решения. Ему казалось, будто он, оставаясь самим собой, невероятно, беспредельно расширился, его «я» слилось с тысячью других «я» и обрело такую свободу, какой ни один человек в одиночку обрести никогда не смог бы.

Вряд ли стоило специально совещаться, объяснять людям, что и как нужно делать, чтобы противопоставить мощное пассивное сопротивление Шанти вооруженному насилию Столицы. Все и так всё понимали, словно их мысли были его мыслями и наоборот; словно, когда говорил он, его устами говорили они.

А присутствие в Шанти этой девушки, Люс, жительницы Столицы, которая сама себя отправила в изгнание, как бы обострило ощущение абсолютной общности шантийцев – прежде всего благодаря состраданию к Люс. Они знали, почему она пришла сюда, и старались быть к ней добры. Среди них она казалась одинокой, напуганной, недоверчивой, куталась в плащ собственной гордости и высокомерия, как истинная дочь босса, особенно если чего-то не понимала. Но на самом-то деле она все понимает, думал Лев, несмотря на то что понимание это для нее мучительно; она все понимает сердцем, ибо пришла к ним с доверием.

Когда он сказал ей об этом – что она всегда в душе была одной из них, всегда принадлежала Народу Мира, – она тут же сделала презрительное лицо и заявила:

– Я и представления не имею об этих ваших идеях!

Это была неправда: она уже довольно много успела узнать от Веры, да и Лев в эти странные, напряженные и одновременно бездеятельные дни ожидания, когда все обычные работы были приостановлены и «Верины ребята» по большей части держались вместе, разговаривал с ней очень часто, используя каждую свободную минуту и страстно желая окончательно привлечь ее на свою сторону, на сторону мирных сил, на сторону таких людей, среди которых никто никогда не чувствовал себя одиноким.