– И однако, Ганиль, кое-что еще узнать можно.
– Где?
– По ту сторону городских стен.
Прошло немало времени, прежде чем Ганиль заговорил снова:
– Я не могу слушать такое, Миид. Больше не говори со мной об этом. Предавать тебя я не стану.
Ганиль повернулся и зашагал прочь. Лицо его искажала ярость. Но огромное усилие воли понадобилось для того, чтобы обратить эту ярость, казалось бы беспричинную, против Миида, человека столь же уродливого духом, сколь и телом, дурного советчика, прежнего, ныне утраченного друга.
Вечер оказался очень приятным: веселье било из Ли ключом, его толстая жена обращалась с Ганилем как с родным сыном, а Лани была совсем кроткой и сияла от радости. Юношеская неуклюжесть Ганиля по-прежнему вызывала в ней непреодолимое желание его поддразнивать, но, даже поддразнивая, она как будто просила его о чем-то и ему уступала; казалось, еще немного – и весь ее задор превратится в нежность. В какой-то миг, когда она передавала блюдо, рука ее коснулась его руки. Вот здесь, на ребре правой ладони, около запястья, одно легкое прикосновенье – он помнил это так ясно! Сейчас, лежа в постели в своей комнате над мастерской, в кромешной темноте городской ночи, он застонал от переполнявших его чувств. Ухаживанье – дело долгое, протянется месяцев восемь самое меньшее, и все будет развиваться очень медленно и постепенно – ведь речь, как-никак, идет о дочери Главного. Нет, думать о Лани просто непереносимо! Не надо про нее думать… Думай… про Ничто. И он стал думать про Ничто. О круге. О пустом кольце. Сколько будет 0, умноженное на I? Столько же, сколько 0, умноженное на II. А если поставить I и 0 рядом… что будет означать I0?
Миид Светлокожий приподнялся и сел в постели; каштановые волосы, падая на лицо, закрывали его голубые глаза, и он, откинув их назад, попытался разглядеть, кто мечется по его комнате. Сквозь окно пробивался грязно-желтый свет раннего утра.
– Сегодня Алтарный День, – проворчал Миид, – уходи, дай мне спать.
Неясная фигура воплотилась в Ганиля, метание по комнате – в шепот. Ганиль шептал:
– Миид, посмотри!
Он сунул Мииду под нос грифельную доску:
– Посмотри, посмотри, что можно делать этим знаком, который обозначает Ничто!
– А, это, – сказал Миид.
Он оттолкнул Ганиля с его грифельной доской, спрыгнул с постели, окунул голову в ледяную воду в тазу, стоявшем на сундуке с одеждой, и там ее подержал. Потом, роняя капли воды, он вернулся к кровати и сел.
– Давай посмотрим.
– Смотри, за основу можно принять любое число – я взял XII, потому что оно удобное. Вместо XII, посмотри, мы пишем I-0, а вместо XIII–I-I, а когда доходим до XXIV, то…
– Ш-ш-ш!
Миид внимательно перечитал написанное. Потом спросил:
– Хорошо все запомнил?
Ганиль кивнул, и тогда Миид рукавом стер с доски заполнявшие ее красиво выписанные знаки.
– Мне не приходило в голову, – заговорил он опять, – что основой может стать любое число. Но посмотри: прими за основу X – через минуту я объясню тебе почему, – и вот способ сделать все легче. Вместо X будет писаться 10, а вместо XI – 11, но вместо XII напиши вот что. – И он написал на доске «12».
Ганиль глядел на эти два знака как зачарованный. Наконец он заговорил каким-то не своим, срывающимся голосом:
– Ведь это… одно из черных чисел?
– Да. Ты, Ганиль, пришел к черным числам сам, но как бы через заднюю дверь.
Ганиль, сидевший рядом, молчал.
– Сколько будет CXX, умноженное на MCC? – спросил Миид.
– Таблицы так далеко не идут.
– Тогда смотри.
И Миид написал на доске:
а потом —
Опять долгое молчание.
– Три Ничто… XII раз XII… – забормотал Ганиль. – Дай мне доску.
Слышались только монотонный стук падающих капель за окном и поскрипывание мела. Потом:
– Каким черным числом обозначается VIII?
К концу этого холодного Алтарного Дня они ушли так далеко, как только Миид смог увести за собой Ганиля. Правильней даже было бы сказать, что Ганиль перегнал Миида и под конец тот уже за ним не поспевал.
– Тебе нужно познакомиться с Йином, – сказал Миид. – Он может научить тебя тому, что тебя интересует. Йин работает с углами, треугольниками, измерениями. Он своими треугольниками может измерить расстояние между любыми двумя точками, даже если до этих точек нельзя добраться. Он замечательный Догадчик. Числа – самое сердце его знания, язык, на котором оно говорит.
– И мой тоже.
– Да, я это вижу. Но не мой. Я люблю числа не ради них самих. Мне они нужны как средство. Чтобы с их помощью объяснять… Вот если, например, ты бросаешь мяч, отчего он летит?
– Оттого, что ты его бросил. – И лицо у Ганиля расплылось в широкой улыбке.
Он был бледен, а в голове у него звенело, как в пустом бочонке, от шестнадцати, без перерывов на еду и сон, часов чистой математики; и он уже потерял весь свой страх, все смирение. Он улыбался как властитель, вернувшийся из долгого изгнания к себе домой.
– Прекрасно, – сказал Миид. – Но почему он летит и не падает?
– Потому что… его поддерживает воздух?
– Тогда почему потом он все же падает? Почему он движется по кривой? Что это за кривая? Видишь, зачем нужны мне твои числа?