Вышел хеджер из тумана

Михаил Горбачев тоже производил внушительное впечатление. Он не походил на пожилых, деревянных российских аппаратчиков, которых знала Тэтчер. Он улыбался, смеялся, хорошо говорил и был острым спорщиком. Они стали друзьями, почти наперсниками. Тогда это вызывало удивление. Она также была очень высокого мнения и о Раисе Горбачевой, которая была умна и хорошо образованна. Когда Горбачевы проводили уикенд в Chequers, яеди Т. обнаружила ее в библиотеке, читающей Левиафана Хоббса. Раиса хорошо говорила по-английски и переводила для своего мужа. Она была более либеральной и непредубежденной, чем Михаил. Однажды леди Т. спровоцировала между Горбачевыми живой спор об определении рабочего класса. Глядя в прошлое, она убеждена, что Раиса имела на мужа огромное влияние и сыграла главную роль в советском преобразовании.

Я спросил леди Т., насколько опасным она находит сегодняшнюю ситуацию в мире. «Опасность существует всегда, — сказала она, — но сейчас ситуация не настолько критична, как это было в годы холодной войны. Ближе к ее концу был момент, когда Советский Союз и физически, и нравственно сломался под давлением. И военные, и режим знали, что их дни сочтены, и существовала серьезная опасность того, что в своей предсмертной судороге они могли бы пойти в атаку. Терроризм — это угроза, но прогресс достигнут. Мы не можем позволить себе двусмысленности. Мы не можем успокаиваться. Мы должны действовать жестко». И затем она добавила своим замечательным голосом с акцентом: «Тирания террора не сможет выдержать дыхание свободы».

Позже мне случилось навестить на Даунинг-стрит, 10 Арнаба Банаэрджи. Арнаб раньше был председателем одной из крупных британских фирм по управлению капиталовложениями, а теперь работал секретарем Тони Блэра. Он очень интеллектуальный, очаровательный человек. Он провел для меня экскурсию по знаменитому старому зданию с величественными комнатами, в которых вершилась история. Офисы и конференц-зал там украшены картинами, изображавшими исторические события прошлого, а на стенах парадной лестницы в хронологическом порядке висят портреты предыдущих премьер-министров во главе с лордом Нортом. Это здание вобрало в себя всю историю великой империи. От дома 10 по Даунинг-стрит веет большей свежестью, чем от вечно эгоцентричного Белого дома, все стены западного крыла которого увешаны изображениями современников.

Мрак и депрессия по возвращении домой

6 мая 2003 года. Я вернулся в сырой, дождливый, холодный Нью-Иорк, закатанный в асфальт и мерцающий

под низким потолком облаков цвета пушечной бронзы. В нашем списке значится множество потенциальных инвесторов, но перспективы не выглядят радужными. Мы падаем. Мы похожи на людей, страдающих маниакальной депрессией, и наше настроение колеблется от одной крайности до другой, от энтузиазма до отчаяния, когда мы думаем о стартовом капитале нашего фонда. Его гарантированный размер, фактически имеющийся в нашем распоряжении, не считая денег моей семьи, составляет около 100 млн долл. Окружающие убеждают нас в том, что начальный размер фонда не имеет значения. Они говорят, что все зависит от результатов нашего управления собранными деньгами. Однако я думаю, что мы были дезориентированы ранним предсказанием парней из брокерского подразделения Morgan Stanley о том, что мы с легкостью соберем более 800 млн долл. Как бы не так! Если так будет продолжаться и дальше, собрать 250 млн долл. будет для нас удачей.

Сегодня вечером я сел на поезд, отходящий в 8.11 от Центрального вокзала. Сразу после станции на 125-й стрит мы почему-то остановились. Я безучастно смотрел из окна на асфальтированную детскую площадку. Это был душный, горячий, липкий нью-йоркский вечер. Подростки бездельничали, покуривая сигареты, болтая и перебрасывая мяч. В другом углу площадки один парень тренировался, бросая мяч со средней дистанции в кольцо без сетки. Две девочки с длинными косичками, которые, как я предположил, были его сестрами, подавали ему отскакивающие мячи. Они промахивались, но он подбирал мячи и затем вновь бросал их в кольцо. Воздух был густым, и пот тек с него градом. Пока я наблюдал за ним, он совершил четыре точных броска подряд с дальнего расстояния. Я продолжал зачарованно следить за ним. Поезд тронулся, и я стал удаляться от площадки. Внезапно мне пришло в голову, что для меня очень важно, чтобы он сделал еще один точный бросок до того, как я окончательно потеряю его из виду. И он сделал это! Все будет хорошо.