Вышивальщица

Архиепископ понимал: сказанное не было хвастовством и кичливостью. В этой девушке чувствовалось поразительное для её возраста здравомыслие, хорошо контролируемая воля, умение доводить до конца начатые дела, не бросая их на полпути. Иными словами, тот внутренний стержень, который помогает двигаться вперёд несмотря на отсутствие поддержки и помощи.

А его, Игоря Оленева, дело – помогать тем, кто сломался под грузом лжи и предательства близких, под невыносимым гнётом бытия. Тем, кто не справился с тяжестью проблем. Тем, кто не видит своего пути без выстроенной православной церковью системы ориентиров и ценностей.

Прощаясь, Арина крепко обняла отца Дмитрия, прошептала в ухо: «Спасибо за яблоки и за рыбу, я такую не ела очень-очень давно, даже вкус забыла».

Игорь Владимирович привычно протянул руку для поцелуя, которую Арина энергично пожала. Архиепископ перекрестил девушку широким крестом, положил руку ей на голову, благословляя, и мягко отстранил от себя. Земная жизнь, в которой мы оправдываем себя, что держимся своей воли и следуем самим себе, есть путь искушений и подвигов (Прим.: Авва Дорофей).

Пусть эта длиннокосая вышивальщица, накормившая Его Высокопреосвященство мясным пирогом в постную пятницу, будет счастлива здесь, в этой жизни. Ибо Там нет ничего, Оленев понял это давно, ещё в семинарии.

◊ ◊ ◊

Визитёру, назвавшемуся автором письма, Арина не очень-то верила и не впустила бы в квартиру, если бы не отец Дмитрий, бабушки Верин друг детства. Оленев вёл себя учтиво, разговаривал тихо, Арину величал на «вы» и по имени-отчеству, привёз ей вопросы для вступительных испытаний в Свято-Тихоновском гуманитарном университете. Арина с восторгом их схватила. И неожиданно поняла, что ей нравятся её гости, и перестала стесняться. Оленев оказался заядлым спорщиком и, уминая вчерашний пирог, перевёл разговор на тему воспитания и религии. Арина проявила в этом вопросе обширные знания, к ужасу отца Дмитрия.

– Православие это жёсткая воспитательная программа…

– Вы хотели сказать, негибкая?

– Я хотела сказать, негнущаяся, – заявила Арина. В льдисто-серых глазах полыхнуло голубое пламя. Его можно было бы назвать дьявольским, если бы не аргументы, которыми Арина добивала противника.

– Я жила в монастырском приюте. Это не воспитание, это метание между жалостливостью и суровостью, одинаково унизительными. Без молитвы не поешь. А если я хочу есть, а молиться не хочу? Это, по-вашему, воспитание? А по-моему, это насилие. А бесконечные посты, когда на столах каша без масла и чай без сахара? Из еды в основном овощи и хлеб, мяса мы вообще не видели, ну, может, раз в году. Сестра Агафья умерла от анемии. Ей было двадцать шесть лет. Никто её не лечил, сказали, на всё воля божья. Богу всё равно и людям всё равно.

Арина вдруг замолчала, прижала ладонь к губам. Игорь Владимирович поразился её отчаянию: детская травма осталась незажившей. Никто её не лечил и, вероятнее всего, никто о ней даже не знал.

– Меня когда оттуда забрали, мне на бабушкины пельмени молиться хотелось! – призналась вышивальщица, и архиепископ помимо воли улыбнулся.

– Что вы улыбаетесь? Вам смешно?! – налетела на него Арина. – В монастырь приходят по своей воле, а в приют ребёнка отдают не спрашивая. И вдалбливают ему религиозные неповоротливые догмы.

– Та-а-ак. Неповоротливые, значит? Вот так вы определяете религию?

– То есть, против догм вы не возражаете, возражаете против определения, – уточнила Арина. – Религия это прежде всего орган власти. И как у всякой общественной организации, у неё своя программа.

– И чем вам не угодила программа?

– Одни слова и обещания. А ещё церковь игнорирует сектантство, а с ним надо бороться. Сжигали же в Средние века еретиков?

– Вы предлагаете сжигать сектантов?

– Что вы такое говорите?! Пообещать только. Так, чтобы поверили. Сами разбегутся. Религия должна быть единой, тогда она будет сильной. Помогать людям в реальной жизни – тем, кто не справится сам. А не сказки им рассказывать.

– Голубушка, чьи это мысли, позвольте вас спросить?

– Я не имею права на собственные мысли?

– Имеете, – согласился архиепископ. Девчонка оказалась достойным противником.

Отец Дмитрий воспользовался паузой и встрял в разговор:

– В монастырском приюте вас не учили уважению к старшим?

– Уважению к старшим меня учили бабушка с дедушкой, – отрезала Арина. – А в приюте учили послушанию.

Окинула заботливым взглядом стол и поднялась:

– Пойду ещё пирога принесу. Как хорошо, что вы пришли! Мне одной всё не съесть, а угощать некого.

– Так-таки и некого?

– Соседку… Её сын в Москву увёз, в глазную клинику.

Дождавшись, когда в коридоре затихли шаги, отец Дмитрий не удержался от шпильки:

– А сейчас тебе окажут уважение. Мясной пирог в постную пятницу – это ли не уважение? (Прим.: по церковному уставу по пятницам предписано сухоядение: свежие и сушеные овощи и фрукты и хлеб).

– Тогда давай считать, что сегодня четверг.

– Давай. Но завтра ты обедаешь у меня, без возражений. Маша с ума сойдёт, если откажешься. А на Арину не обижайся.