Вышли в жизнь романтики

После нескольких резких и гневных выступлений комсомольцев слова попросил электрик Григорий Терентьев, сероглазый блондин с пышной шевелюрой, умевший хорошо говорить. С комитетом комсомола он был связан потому, что руководил клубным радиотехническим кружком. Он прибыл на Северострой недавно, до Буранного работал в Минске на радиозаводе, всегда подчеркивал, что на заводе получал по седьмому разряду. Терентьев был старше многих ребят и девчат. Красноречиво и убедительно он стал доказывать, что «рубить с плеча нельзя, комсомол — организация воспитательная, а ошибки со всяким могут случиться. Секретарем, конечно, Савич не может быть, но в комитете оставить его нужно».

Неожиданно для Игоря подобную точку зрения высказал и Прохор Семенович Лойко. Парторг мог бы напомнить о многих неприятных для Игоря вещах, но вместо этого он только сказал, обращаясь к собранию:

— Тут и ваша вина, товарищи комсомольцы, и наша, партийного бюро: не подумали мы, что рано еще Савичу руководить организацией. — Потом повернулся к Игорю: — Ты, я вижу, ловок. Как кошка: откуда бы ни свалилась, все на лапки. Боишься ушибиться, боишься всю правду признать, вот что плохо. Ты лучше товарищам спасибо скажи за урок.

Актив решил оставить Игоря в составе комитета, но освободить от обязанностей секретаря.

Секретарем хотели избрать Егорову, но Ася попросила, чтобы этого не делали: теперь самый ответственный момент, к Октябрьскому празднику обещали закончить больницу, — как же она оставит бригаду штукатуров? Да и на разряд скоро сдавать, нужно серьезно готовиться. Тогда предложили Зюзина. Его кандидатура была встречена аплодисментами.

Назавтра, когда Игорь наведался в комитет, он застал у Зюзина добрый десяток парней и девчат. Все шумно обсуждали комсомольские дела. Одни брались подготовить поездку к морякам (она давно намечалась, но Игорь ничего не сделал, чтобы ее осуществить); другие вызвались пойти в бухгалтерию проверить, правильно ли закрываются наряды и начисляется зарплата молодежи. Кто-то рисовал карикатуру на заведующего столовой. Давно уже замечали, что он не заботится о качестве блюд. Мельком Игорь увидел набросанную резкими угольными штрихами физиономию заведующего с выпученными глазами и пятерню, скребущую затылок.

Вертевшийся тут же Костик из плотницкой бригады предложил сделать подпись под карикатурой:

Чешись, родной, давно пора:Ни к черту наши повара!

Комсомольцы одобрительно засмеялись.

Игорь пожал плечами:

— Примитивно.

— Зато в точку! — не согласился Зюзин.

Вошла Юля. С Игорем она поздоровалась, но руки не подала и ни о чем не спросила. Игорь прислушался к разговору Юли с Зюзиным. Что-то ей поручалось насчет клуба, поездки к морякам.

Снова раздался задорный смех.

Этот смех начинал раздражать Игоря. Никто и ни о чем не спрашивал его, будто он почти три месяца и не руководил организацией.

— Иди к начальнику и просись на место воспитателя общежития, — посоветовал ему вечером Григорий Терентьев.

Они жили в одной комнате щитового дома и теперь лежали на койках и курили.

— Есть штатная единица?

— Заведующий ЖКО говорил, есть.

— Да, в бригаду возвращаться не хотелось бы, — признался Игорь.

— Идиотом круглым надо быть, чтобы после руководящей работы траншеи копать!

Покуривая, Терентьев пускал кольца в потолок. Игорю видно было в профиль его резко очерченное светлоглазое лицо. С Терентьевым приятно дружить: разбирается и в джазовой музыке и в технике. Наперечет знает все марки современных новейших радиоприемников-«супергетеродинов». Пленяла Игоря в Терентьеве широта, размах. Терентьев, например, считал, что для комсомольского комитета должна быть выделена специальная легковая автомашина, а всем участникам патрулей выданы кожаные куртки.

— Зюзин этого никогда не добьется, — сказал Игорь.

— Завалят они теперь всю работу. Ты вот что: когда будешь у Алексея Михайловича, вверни, между прочим — мальчишке, мол, зеленому доверили руководство организацией…

— А что толку?

— Одинцов, не забудь, член бюро райкома партии. Вмешается — решение могут еще пересмотреть.

На следующий день, дождавшись, когда у Одинцова закончилось оперативное совещание, Игорь заглянул в кабинет начальника. Инженеры и мастера уже разошлись. На столе, свисая с краев, грудой лежали листы чертежей. Одинцов вглядывался в одни из них, испещренный пометками: видимо, еще раз проверял то, что узнал на оперативке.

— Алексей Михайлович, можно к вам?

— Садитесь, садитесь. Что это у вас за революция произошла?

Ободренный сочувственным тоном, Игорь стал говорить, как несправедливо отнеслись к нему парторг и члены комсомольского комитета. Придрались к каким-то пустякам, поверили сплетням. Теперь секретарем стал Зюзин, комсомолец малодисциплинированный, не справлялся с заданиями по комсомольскому патрулю, чего можно от него ожидать? Сейчас намалевали карикатуру на заведующего столовой, ни с кем не согласовали…

— А с кем же они должны были согласовывать?

— С руководством, — немного теряясь под пристальным взглядом Одинцова, выдавил Игорь.