Вышли в жизнь романтики

«…А в отношении специальностей, то я вам приведу старую народную пословицу: «Ремесло — не коромысло, плечи не тянет». Если имеешь рабочую специальность, то не пропадешь, а всегда заработаешь на жизнь. Умеющий и знающий не будет блуждать в потемках, а уверенно возьмется за любое дело.

Жизнь ваша только начинается, девочки, дорога длинная и нелегкая, но все-таки ставьте перед собой определенную цель и настойчиво ее добивайтесь.

Пусть работа кажется пока неинтересной, зато жизнь ваша не только интересна, но и полна высокого смысла, а потому благородна. У вас есть уже последователи. Только из нашего небольшого городка девять человек уехали в Донбасс, а пять — в Казахстан. Ты помнишь, Ядя, Сашу Коваленко? Уехал по комсомольской путевке в Казахстан. Работает в бригаде бетонщиков.

Настоящий человек всегда стремится сделать нечто большее, чем от него ждут другие. Даже большее, чем он сам от себя ждет. Вы вступили на этот путь, когда добровольно поехали на суровый Север. Это не всякий может! Значит, вы способны на многое. Про учебу тоже не забывайте.

…У нас, в Белоруссии, стоят сейчас чудесные дни, «дни осени первоначальной», когда весь день… «как бы хрустальны и лучезарны вечера». А у вас, наверно, там уже северное сияние светит вместо солнца? Всего вам наилучшего, отважные заполярники!»

Глава девятая

ЧЕГО ПРОЩАТЬ НЕЛЬЗЯ

Вечером девушки мирно сидели дома. Кто читал, кто шил, кто готовился к техническим занятиям по учебнику «Штукатурные работы». С улицы вдруг вбежала запыхавшаяся Майка, сразу всех всполошила:

— Анатолия арестовали!

В комнате словно разорвалась бомба.

— За что? Почему? Выдумываешь?

— «Чертовски милая»… довела. — Майка погрозила кому-то кулачком, присела к столу, но тут же вскочила и подбежала к окну: — Вон его ведут!

Все выскочили на улицу, на ходу завязывая платки, запахивая ватники.

От общежития ИТР к поселковому отделению милиции двигалась небольшая толпа: рабочие, комсомольский патруль, участковый в черной шинели.

Посредине шел Тюфяков, почему-то без шапки. Кружившиеся в воздухе снежники садились на его лоб, брови. Кто-то догнал его, протянул Тюфякову кепку: «Потерял!» Он не спеша, с достоинством натянул ее на голову. Юлю поразило выражение его глаз: это были все те же светлые, серые глаза сильного, доброго, спокойного человека, но сколько затаенной боли читалось в них!

Увидев Асю Егорову, Тюфяков остановился:

— Письма мне будут — сбереги…

Ася горестно кивнула:

— Эх, Толя, Толя…

…В этот вечер, когда случилась беда, Тюфяков собирался пригласить Руфу в кино. На каждую новую картину он брал билеты для себя и для Руфы, и она никогда не отказывалась. Вообще «чертовски милая» охотно принимала всякое ухаживание, и не только от Тюфякова.

— К ней знаешь как надо ходить? — сказал с усмешкой знакомый Тюфякову бригадир. — Стучи ногами, тогда откроют: руки должны быть заняты…

В комнате, где Руфа жила вместе со счетоводами и табельщицами конторы, ее не оказалось.

Тюфяков медленно побрел по коридору общежития.

Из-за двери доносились обрывки музыки, женский смех. Он прислушался: так смеяться могла лишь одна девушка на свете.