Вышли в жизнь романтики

— «…ко всей советской молодежи с призывом выделить из своей среды в 1956—1957 годы 400—500 тысяч юношей и девушек, которые взялись бы за сооружение в восточных и северных районах новых заводов, гидроэлектростанций, угольных шахт, рудников и других предприятий, а также железных дорог… Товарищ Терентьев Григорий Станиславович по призыву Коммунистической партии и Советского правительства добровольно, — Одинцов подчеркнул это слово, — изъявил желание самоотверженно, — он снова замедлил чтение, — трудиться на важнейших стройках и предприятиях в восточных и северных районах страны и направлен комсомольской организацией города Минска на строительство Северостроя Мурманской области…» Вы все это помните?

— Ваш Север и за сто лет не освоишь. Подпишите мне заявление!

Одинцов подумал и наложил резолюцию.

— Вот, порядок, — облегченно вздохнул Терентьев. — Спасибо, товарищ начальник!

— Не торопитесь благодарить. — Одинцов отодвинул от себя заявление, не замечая протянутой руки. — Можете ехать.

Кроме Игоря Савича, никто из жителей поселка Буранного не провожал Терентьева, когда тот садился в машину.

Через неделю после отбытия Терентьева на имя Игоря была получена из Ленинграда телеграмма:

«Серьезно заболела мать выезжайте немедленно».

Игорь ходил и всюду показывал телеграмму — в конторе, в общежитии, в комитете комсомола. Что-то было странное в его спокойствии («Может, Софья Александровна при смерти?» — с болью думала Юля), в пунктуальности и тщательности, с которой он оформил отпуск, получил документы, собрал вещи.

Накануне дня отъезда Игорь наведался в комнату девушек. Кроме Юли и Нелли, которая занималась глажкой в углу, никого не было.

— Я зайду в Ленинграде к твоим. У тебя поручения будут?

Юля сказала, что никаких особых поручений нет, пусть скажет, что жива-здорова, работой довольна. Спасибо большое от Нелли: мать Нелли написала, что Юлина мама была у нее, отдала платья для Неллиной сестренки, а за посылку ко дню рождения тоже спасибо. Будущей осенью думает поступать учиться: или на третий курс строительного техникума в Буранном — фундамент здания техникума уже заложен рядом с больницей, — или на технологический факультет заочного инженерно-строительного института.

— Тебе на самом деле нравится быть… штукатуром? — тихо спросил Игорь. — Имей в виду, что твоя мама тоже плохо спит из-за тебя.

— Мама все знает… — Юля задумалась. — Что с Софьей Александровной? Напиши, как приедешь. Скажи моим так: сама еще не знаю, выйдет ли из меня настоящий строитель. Разряд, правда, дали, но до мастерства еще далеко. Мне здесь хорошо. Я человеком себя здесь почувствовала настоящим.

Игорь нервно потеребил усики:

— Ты хочешь сказать, что все прекрасно и что ты довольна судьбой?.. Все это детство, Юль. Пора уже снять розовые очки. Я думал, здесь настоящий Север и мы будем первыми людьми, открывателями, землепроходцами диких заполярных мест… А тут? Что мы тут встретили? Мне ведь хочется только одного: чтобы тебе было хорошо. Я всегда о тебе думал… — Он понизил голос до шепота: — Юль, ты была для меня единственным лучиком в этой тьме. И теперь, когда он погас…

— О том, что было между нами когда-то, забудь.

Не глядя Юле в лицо, Игорь торопливо распрощался и вышел.

— Не похоже, чтобы он переживал из-за своей больной мамы, — заметила Нелли. — Скользкий какой-то.

А Юля подумала: «Неужели я могла не спать ночей, мучиться и страдать из-за этого человека?»

* * *

Удивительные встречи придумывает иногда сама жизнь!

…Делегация новоселов Буранного выехала на побережье — к морякам Н-ской части.

Давно задумана была эта поездка, но все откладывалась: то мешкал комитет, то не было пути из-за снежных заносов.

Теперь шоссе было расчищено. Грузовик с тентом, переполненный поющими комсомольцами, быстро катил по пробитой среди сопок дороге.

Городок Н-ской военно-морской части открылся мирными, спокойными огнями. Машина въехала на пригорок и затормозила возле матросского клуба.

— Здравствуйте, здравствуйте, дорогие гости! Давно вас ждем! Заходите!

— Где же море?

— А вы не слышите?

Все примолкли, и тогда донесся мерный, отдаленный, величавый гул. Там, внизу, в призрачной полутьме, сердито ворочался океан.

Все спустились вниз.

Хотя бухта была заперта двумя скалистыми мысами, тяжелая зыбь, вздымавшая сейчас открытое море, докатывалась и сюда.

— Штормик сорвался… А то свезли бы вас на корабль.