Высокие отношения

— Сейчас, дружище, сейчас, — Керф подхватил бойца под железную руку, принял вес израненного тела, которое уже не держали столь же побитые ноги.

— Я… должен…видеть…

Развернуть на месте тяжелого человека в броне оказалось нелегко. Бьярн не падал только благодаря мечу, опираясь на него, как на костыль. Но все же удалось. Рыцарь оказался лицом к лицу с фреской. Рисунку сильно досталось, по нижней части крепко прошлись клинками. Брызги красного щедро пятнали стену. Но все же большая часть древней картины осталась в целости. Бьярн сощурился, кривя губы в болезненной гримасе.

— Кра… си… во, — выговорил боец, Помолчал, роняя с губ капли крови на и без того заскорузлую бороду. А затем сказал непонятно, с каким-то затаенным триумфом, почти без запинок. — Чаша пустой не будет.

Бьярн упал, молча и сразу, в железном скрежете. Отвалился державшийся на обрывке ремешка наплечник, разошлась по трещинам левая перчатка, которой воин отражал удары вместо щита. Рыцарь лег, словно каменное изваяние на гробовой плите, так и не выпустив рукоять меча.

Мечник выругался, не сдержавшись. Обернулся, услышав быстрые шаги. К ним спешили Кэлпи и Лукас с Рыжим. Привратник содрал с себя изрубленную кирасу и остался лишь в одном мокром от пота гамбезоне. Студент зачем-то сжимал обломок копья, с одной стороны вымазанном в чем-то, удивительно похожим на мозги. Один арбалетчик, казалось, не дрался целый день на стене, а мирно почивал у теплого очага.

— Господь наш милосердный, — пробормотал Керф, снова переведя взгляд на лежащего старика.

Из-за дымящейся башни показался краешек солнца, позднего, по-осеннему неяркого. Первые лучи упали на землю, побежали, играя красными бликами, по лужам стылой крови. Упали на Бьярна, омывая мягким светом, и на мгновение показалось, что в страшно изрубленных доспехах лежит не седой рубака со злобной и порубленной мордой, а юноша, дивно красивый, с чистым ликом. Молодой человек, чья душа еще не почернела от груза тяжких грехов, Бьярн, каким он был давным-давно или мог бы стать, повернись жизнь иначе. Керф моргнул и чудное видение пропало. Показалось, наверняка…

— Вот ведь забавная штука, — мрачно сказал Лукас и, посмотрев на копье, швырнул его в сторону. Куда-то на трупы. — Можно прожить всю жизнь как мудак. А если умер за хорошее дело, то вроде как мудачество и не считается.

— Не смерть важна, — строго обрезал Кэлпи. — А душа! Он ушел, раскаявшись, и уж насколько то раскаяние уравновесит грехи, решит лишь Пантократор, недаром зовется Судьей всех судей.

— Ушел, как же, — буркнул Керф. — Эту песню не задушишь, не убьешь. Ладно, потащили в кузню этого дрхлого залупочеса. И долота с молотками нужны, кирасу с замками вон как переплющило булавами, старого хера теперь из железа только вырубать.

Рыжий с Керфом подхватили Бьярна за руки. Кэлпи ухватился за ноги. Лукасу досталось нести меч и собирать по пути куски доспеха, валящиеся с недобитка…

Уходя, Керф обернулся и неожиданно рассмеялся, негромко и как-то удивительно хорошо, по-доброму.

— А гляньте, мазилкин-то, ваш, все старается!

Монашек и в самом деле застрял у стены с картиной. Неловко двигая калечной рукой, что-то рисовал прямо в воздухе обрубками пальцев. Сквозь неумелую повязку проступала кровь, но это живописца не останавливало. Он упрямо закусил губу, не обращая внимания на окружающий мир. Лицо застыло в гримасе предельной сосредоточенности, как у воина, идущего в последний бой. Кажется, парень поймал таки вдохновение. А может, просто понял, что… а впрочем, кто скажет, о чем он сейчас думал и что понял? То было ведомо лишь Пантократору.

— Не, точно дурачок, — приговорил Рыжий и длинно тягуче сплюнул. Стрелок меток всегда и слюна шлепнулась точно в выпуклый остекленевший глаз мертвого рыцаря. Тот, лежа на животе, смотрел в потолок. Бьярн сломал ему шею.

— Может быть, — задумчиво согласился Кэлпи. — А может, и нет. Вдруг мы сейчас смотрим на чудо? Парень ведь по-своему упорный как черт, хоть машет не мечом, а куском угля. Вдруг Пантократор нынче коснулся мазилкина перстом своим? Пройдут годы, маляр таки раскроет старые фокусы, да изобразит все, что здесь было. Нарисует нас, живых и мертвых. Какими были. Как сражались. Как погибали.

— Не, как было — неинтересно, обычная поножовщина. Скучная и пошлая. Коли уж краску переводить, то надо, чтобы покрасивше! Кровища рекой, у злодеев морды дьявольские и зубищи на локоть из пастей!

— И дым из жоп валит!

— И Бьярн как святой, в белых доспехах!

— Ну как же без него-то? Совсем не можно! Лишь бы выжил, старый дрочила…

— Не желай, а то сбудется, — хмыкнул Керф.

* * *

Бьярн стоял на полуобвалившейся стене и глядел вслед товарищам по несчастью, уезжающим из монастыря. Поредевшая компания Мартина, Рош, Лукас… Ни один не обернулся!