Высокие отношения

— Мы бы отдали ее без остатку, и долго смеялись! Нищий обокрал бы нищего! Там той казны-то…

— Именно так. Казну мы можем отдать, даже приплатив. А Змеиный лес — нет. Он наш, нашим и останется! Сколькими бы фальшивками этот Руэ не тряс!

Кэлпи почтительно склонил голову, исподлобья наблюдая за разбушевавшимся настоятелем.

Лес стал собственностью монастыря еще при деде Старого Императора. И отдавать его, испугавшись угроз разбойника с «чумным» гербом… Недостойно, как не крути! К тому же, отдав лес, монастырь лишится основной статьи доходов. И умрет. Кэлпи не всю жизнь охранял ворота. Пошатался в юности и зрелости, многое повидал…

— Оставь меня, брат Кэлпи, будь добр! — поднял взор утихомирившийся настоятель. — Скоро проповедь, а мне не хотелось бы пачкать братьев даже следом своей злости.

Кэлпи коротко кивнул, затворил дверь кельи за собою. Зашагал, перескакивая через ступеньку, по крутой лестнице.

На заднем дворе, у закрытой за ненадобностью трапезной для паломников, возился с красками Китлерри. Надо же, как вовремя его отец Вертекс вспомнил-то!

Болезненно рыхлый, чернявый кудряш, высунув от усердия язык, размалевывал штукатурку на глухой стене, украшенной полуразвалившимися провалами воздуховодов.

— Лошадку рисуешь, что ли? — уточнил осторожно Кэлпи. — Или меня взялся изображать?

Атаульфо был старшим сыном какого-то богатея с побережья. Но вместо любви к бухгалтерии и цифрам, он страстно возлюбил живопись. Безответно. Отчего впал в полное душевное расстройство, и был сослан на излечение. На беду парнишки, в монастыре хватало фресок и прочих картин. Некоторые были прям чудо как хороши! Взять, к примеру, ту, что напротив нефа, где как раз и изображено, как в их владение лес переходит… Но, обострения не случилось. Наоборот, рассудок несколько прояснился. Впрочем, от желания рисовать, паренек не избавился. Ему и не мешали.

— Ну что вы, брат Кэлпи! — возмутился Атаульфо, и начал тыкать обратной стороной кисти в получившуюся мешанину цветов и мазков. — При всем к вам уважении, я тут пробую Старого Императора изобразить… Правда, как-то не особо получается.

— Да? А мне показалось, что ты просто краску ведерками на стену хлюпаешь. А потом кисточкой размазываешь, — произнес честный Кэлпи, который ну никак не мог разглядеть Старого Императора, как ни старался.

— Ну что вы! Я просто не первый раз пробую! Вот и наложение цветов произошло!

— Наложение цветов…

— Это у меня тут рука дрогнула, поэтом силуэт нечеткий! — еще немного, и Атаульфо бы разревелся. Плачущих же Кэлпи не любил — у самого начинало екать сердце и щемить в груди.

— Не, ну в общем… Если под углом глянуть…

— Правда⁉ — расцвет Китлерри.

Кэлпи был честным человеком. На свою, разумеется, беду, в первую очередь. Но и другим доставалось.

— Нет, разумеется. Хреновая мазня. С другой стороны, ты стараешься. А плох не тот, у кого не выходит, а тот, кто бросает на полпути работу.

Привратник ушел, оставив малолетнего художника переваривать услышанное.

И вроде всю правду сказал, а все равно, остался осадок, будто вытащил из кружки слепого побирушки единственную монетку.

* * *

Так сильно Ди не волновалась и перед тем, как ее первый мужчина сделал ее женщиной. То было предназначено судьбой, и ничего тут не поделаешь. К тому же, девства лишалась почти каждая, а значит, бояться особо и не чего — как бы не хотелось.

— Ты как? — осторожно спросил Йорж, по случаю выезда в город, разряженный, как приличествует кучеру не последней в городе особы.

— Все прекрасно, — стиснув зубы, ответила Ди заглянувшему в экипаж циркачу.

— Не верю я вам, госпожа Русалка!

— Да мне плевать, веришь ты или нет! — позволила она себе на миг отпустить вожжи. — Сейчас твое дело отвезти! Без лишних разговоров!

— Знаю, знаю! За лишние разговоры отрезают языки и бросают муравьям!

— Мы их ели в детстве… Не самих муравьев, конечно. Тыкали палкой в муравейник, а потом ее облизывали. Кисленькая такая была…

— Ди, может, к бесам это все⁈ — не выдержал Йорж. — Твой план построен на куче допущений! Ночью влезу в окно и зарежу, без всяких заморочек!

— Твой план — это твой план, — отрезала Ди. — Провалится мой, делай что хочешь. Помнишь же, что надо сделать?

— Если три клепсидры в «Якоре» никакой суматохи, то возвращаться в «Русалку» и говорить девочкам и Хорхе, что все, пора бежать. Потом дождаться твоего возвращения, подготовив за это время окончательно все к дороге.

— Спасибо… Чтобы я без тебя делала, Йорж…

— Тоже самое. Просто «меня» звали бы иначе.

Йорж спрыгнул с облучка, подскочил, открыл дверцу экипажа. Помог Ди выбраться. Шепнул, ненароком склонившись:

— Все получится.

— Знаю! — гордо выпрямилась женщина.

«Якорь» стал сам на себя не похож. Всюду полотнища с гербом Островов, настороженная охрана — Ратт со своими, единственный, кто остался со времен Фуррета, присягнул новым хозяевам на верность, но предавший раз, предаст снова, дай только возможность! Уж островным-то этого не знать!

Убраны ставни с окон первого этажа. У входа в кабак нет ни одного спящего пропойцы. Зато сразу два дворника машут метлами, наводят чистоту.