Высокие устремления

Эйви убежала, быстро вернулась, притащив две кружки с высокими пенными шапками. Одну подвинула Лукасу, из второй отпила сама, пряча улыбку.

— Руди пообещал сделать яичницу с салом. Ты же любишь яичницу с салом, а?

Лукас на миг даже залюбовался — очень уж хороша была девушка напротив.

— Люблю. Если только яйца не из-под чаек.

— Из-под пингвинов, — очень серьезно произнесла Эйви, — все для суровых гостей с Севера. Чтобы не отвыкли! Взяли с боем у самых больших импреаторских пингвинов!

И прыснула смехом. Изморозь коснулся взглядом золотисто-синих кос. Кинулся к пиву, как к спасению.

Не успел Лукас допить, как хмурый паренек, возможно, тот самый Руди, принес толстую сковороду, на которой еще шкворчала глазунья. Грохнул на стол перед Изморозью. Рядом положил несколько ломтей хлеба. Кривизну нарезки компенсировала толщина — каждый в три пальца и запах.

— О, сразу из пяти! — в восторге охнула Эйви, заглянув в сковороду. — Как для настоящего героя, который полночи не давал спать бедной девушке!

Лукас молча выдернул из сапога короткий нож, обтер о рукав. Отвык от вилок и прочей ненужной суеты. А тут клинок короткий, зато широкий. Знай, маши! Начал закидывать в себя еду, делано урча от удовольствия.

Девушка посидела еще немного напротив.

— Не буду отвлекать!

— Угу, — кивнул Лукас, занятый едой.

— Если что, знаешь, где найти!

— Угу, — повторил Изморозь, набивший рот горячим еще хлебом.

— Не мешаю, не мешаю…

Лукас, утолив первый голод, дальше ел неспешно, наслаждаясь вкусом. Руди или как там его, приволок еще пива и сушеных колбасок. Самое то извозить в сковороде, собирая подливку.

— А он уже жрет! — раздался сварливый голос сверху. Лукас оторвался от еды. По лестнице спускался Кролище. Помятая рожа, с явными следами тяжелого похмелья — а не запивай вудку пивом, не запивай! Наверное, у самого не лучше. Глянуть бы в зеркало, да не видно. То ли вчера расколотили, шаля, то ли изначально не висело.

— Зависть, плохое чувство, друг Лапинье!

Скрежет зубовный прозвучал хрустом арбалетного ворота. Неудивительно, что представляется исключительно прозвищем!

— В большой семье забралом не щелкают!

— Пока поздняя птичка глаза продирает, ранней уже клюв разбили! Ладно, признавайся, чем кормят?

— Сам видишь, — указал Лукас на пустую сковороду и тарелку, на которой осталась последняя колбаска. Ее Кролище тут же сцапал, метнув в рот.

— Слышь, человек! — заорал наемник. — Повтори, что этому тощему хмырю приносил! Дважды повтори!

— Трижды! — рявкнул со второго этажа Шнайдер. И тут же поправился: — Четырежды!

— О, а вон и Рошева морда маячит, — ткнул пальцем Кролище. — А там и Пух где-то вопит. И Краут мычит, будто корова!

— Ага. Как по колоколу собрались.

— Северная привычка! — назидательно произнес Лапинье и тут же заревел — Лукас аж дернулся, — Человек! И пива нам неси, чтобы тебя кашалот выебал!

— Сурово ты с ним, — покрутил головой Изморозь.

— А то! Зато будут знать, что мы шутить не любим. О, гляди, тащится упырь! Еле ноги переставляет, гад! Хочет, чтобы мы с голоду подохли! Гляди в оба, а то в пиво наплюют!

К их столу, сгибаясь под тяжестью подноса, заставленного кружками и тарелками, направлялся человек. Не Руди, или как там того паренька, что обслуживал Лукаса. Другой. Дородная туша с усами и крохотными глазками — этакая двуногая помесь моржа и медведя. Одна сторона его лица радостно улыбалась, а по второй растекался шикарнейший кровоподтек, а через щеку тянулась не менее выдающаяся ссадина.

— Угощайтесь, господа! — человек мгновенно распределил принесенное и испарился.

— Это как он так, а? — недоуменно спросил Изморозь.

— Его на части рвет, — пояснил Шнайдер, — с одной стороны, мы ему заплатили столько, что он сам был готов жопу подставить.

— А с другой? Никто не захотел подставленного?

— Ему Рош харю разбил.

— Ой, нашел беду!

— Так Рош в этот момент уестествлял его супругу. Бандер кинулся, в глаз получил. Рош его с пола поднял, у стены поставил и в руки канделябру всунул. Стой, мол, и учись, как светить надо!

— Красиво, ага…

Только о нем вспомнили, как и бывший стражник появился. Выплыл, будто величавая ледяная гора, откуда-то из коридора. Похоже, так у хозяйки и заночевал, хитрец! Чтоб на лестнице не рисковать!

Рош заозирался. Увидев товарищей, распахнул ручищи, словно готовясь их обнять.

— Слава Панктократору! Я думал, вас тут эти бабы передушили! Взяли моду душиться какой-то херней!

— На-ко, бродяга, охолонись! — толкнул к нему пиво понимающий Дирк. — А после и расскажешь. Нам интересно.

— Будто сами целибат блюли? — заржал Рош.

— Мы и слов таких ругательных не знаем, чтоб тебя!

Вслед за стражником, начали выползать и остальные. Не хватало пятерых. Двое точно ушли в порт, ночевать на «Лахтаке»— об этом свидетельствовали и Дирк, и Рош с Пухом. А вот троих они потеряли бесследно. Никто не помнил, когда те отбились, на каком углу…

— Ничего, — отмахнулся Шнайдер, — найдутся. Парни взрослые, с оружием. А если не найдутся, то тоже ладно. Нам невезучие не нужны.