Высокие устремления

Керф поднялся. Пошатнулся. Устоял. Сделал четыре шага, показавшиеся длинными, в лигу каждый. И упал на чудовище, крепко держа кинжал обеими руками.

Через краткий миг — два перестука сердца, замертво упал Людоед, сумевший одолеть выпавшего ему соперника.

Снова пронесся ветер, в мгновение разогнав колдовской туман…

* * *

Марево миража дрогнуло. И рассыпалось, словно и не было его. На снегу, ярдах в сорока от наемников и унаков, лежали два убитых солдата, и две твари, которых те остановили. А за трупами дрожали в испуге недобитые палонгу и отчаянно бил в бубен шаман — сухой старикашка в нелепой короне.

— На ножи, — коротко обронил Лукас. Луч солнца отразился от клинка корда, прыгнул куда-то в сторону, лезвием полоснул по глазам тени медведя-великана. Тень отшатнулась…

— На ножи!

Воющая волна захлестнула строй врага, перехлестнула и остановилась. Оставив после себя только мертвецов.

* * *

Двое палонгу шарахнулись в сторону. Третий не успел. Кровь плеснула из рассеченного горла, и голова, оставшись лишь на клочке кожи, свалилась за спину, все еще стоящего тела. Убитый упал, когда Изморозь уже добрался до шамана.

Те палонгу, которые стояли возле него, сбежали, бросив старика. Тот отбросил бесполезный инструмент, ловко орудовал коротким копьем с длинным наконечником. Недостаточно ловко.

Лукас поймал древко левой рукой, дернул на себя.

Старика потянуло на наемника. Прямо на корд.

Сталь пробила костяные накладки. Клинок переломился пополам. Шаман начал падать, увлекая за собой Лукаса. Тот с готовностью свалился, продолжая колоть и рубить изувеченным кордом. В лицо плескало горячим.

— Ыыыыыыы….

— Все, все!

Сквозь кровавый туман донесся знакомый голос.

— Ты его уже десять раз убил, хватит!

— Ыыыырргх… — прорычал Лукас сквозь сведенные ненавистью зубы. И замолчал.

* * *

Мертвый Керф лежал на нартах, смотрел ввысь. Лукас шел рядом. И даже заплакать не мог — слезы становились льдом прямо в глазах. Даже дышать было больно — ребра сводило судорогой, а в легких першило так, что еще немного, и сами вылезут.

— Нугра, капитан, мы пришли.

Про унаков и учителя из океана

Раз унаки пошли в океан кита бить. Долго плыли! Нет кита! Потом смотрят — плывет! След остался, где выныривал, чтобы продышать. Налегли на весла — только пена кругом! Ох, и хорошо гребут!

Тут видят — плавник белый!

Ахавин-охотник гарпун убрал, говорит: «То белый кит! Не хочу удавленником стать! Поплыли отсюда!».

Унаки байдару развернули, поплыли домой. Злые, голодные. Тут еще ветер поднялся, начал с волн пену срывать, унакам в лица полными горстями швырять. Еще и от берега отжимает! Совсем разозлились унаки! Кит — белый! Ветер — сильный! Вода — мокрая! Ух!

Приплыли, наконец. Вытащили байдару на песок, сидят, отдыхают. Кто трубку закурил, кто чай заварил. Хорошо все-таки, когда под ногами не покрышка моржовая, за которой вода океана промозглая, а твердость надежная.

Тут смотрят, из воды, из волн прямо, лезет кто-то. Думали, сперва, сивуч. Пригляделись — нет, не сивуч. Вроде человека, а не похож. Тупилак⁈

Взяли гарпун, копья, поближе подошли. Смотрят — ну точно тупилак! Тело человечье, голова как у ящерицы, лапы — как у калана, с перепонками. На жопе хвост торчит, как у горбуши.

Решили, раз тупилак — надо копьями проткнуть, топорами разрубить, а потом сжечь!

Кекин штаны развязал и говорит: «Сперва обоссать надо! Так надежнее! Так меня темер-нюча из Нурги учили! Сам Людоед с Кроль-Вождем и прочими боотурами!».

Тут нетупилак понял, что беда сейчас с ним приключится. Стыдная и нехорошая. Мало что топорами порубят, так еще и обоссут!

Лапы поднял, растопырил. Визжит-верещит.

Унаки прислушались — удивились. А ведь на человеческом языке говорит! Каждое слово понятно.

Поближе подошли, слушать начали. Нетупилак себя в грудь когтем тычет: «Эн-Ки! Эн-Ки!». Имя говорит, догадались унаки. Свои ему не назвали — обойдется. Очень уж морда хитрая у этого Эн-Ки. В чешуе, опять же.

Понял он, что не будут его убивать. И Ахавин штаны завязал… Начал Эн-Ки унакам обещать всякое. Учитель я, говорит! Хороший! Многому научить могу! Как из глины таблички делать, как тростником на них писать. Как на поля воду подводить, как налоги платить, как в Энлила верить. Как из кирпича дома строить! Мой народ анунаками зовется, а значит — родичи мы унакам! Родич родичу всегда поможет!'

Посмотрели унаки друг на друга. Плечами пожали. Долго плавал, вода в уши попала, совсем глупый стал. У унаков родичи — медведи, да сивучи. Тупилак унаку не товарищ, и даже не еда! Так Ворон сказал, так всегда было!

Тут Кекин спрашивает Эн-Ки: «А что ты от унаков хочешь? Что мы тебе за науку такую полезную дадим?».

Еще сильнее обрадовался Эн-Ки. Лапами захлопал. Мне, отвечает, совсем малость нужна от вас, мудрые унаки! Анунакам от унаков золото нужно!'.

«А девки нужны?» — спрашивает Кекин.

«Девки — не нужны!» — отвечает Эн-Ки. «Девки, только отвлекают! Нужно больше золота!»

Снова переглянулись унаки.

Не нужны унакам учителя такие! Сперва девки не нужны, потом еще чему плохому научит!