Священник, оставшись один, начинает рассуждать сам с собою о следующем… Но как мы можем догадаться, о чём именно рассуждает человек сам с собою? Единственно по выражению его лица. Человеческое лицо большей частью красноречиво, и как богатым, так и бедным оно нередко заменяет язык.
Лицо попа говорило: «Каким же манером выманить у этого христианина немного денег, чтоб запасти на зиму дров и угля?..»
Поп, несомненно, думал как раз об этом, когда в мастерскую снова впорхнул парикмахер и сказал:
– Святой отец, ты мне всю обедню испортил. Не ты, мне б наверняка удалось выпросить у этого красавца несколько золотых, говорят – он щедрый, многим редакторам и учителям уже по скольку-то дал.
– Брат мой, из-за них-то нам, беднякам, и не перепадает ни гроша из карданов заезжих господ. Не успеет иной новоприезжий оглянуться, как он уж в руках редакторов, учителей, всей их учёной братии… Будь они прокляты!
– Ну, что же нам сейчас делать?
– Я походатайствую за тебя, а ты порадей мне, так и урвём хоть по мелочи от этого Абисогома-аги.
– Уговорились.
– Когда мы отправимся, дорогой я ему скажу, ублаготвори, дескать, нашего цирюльника, ибо он вхож в любые богатые дома и, коли захочет, может в два счёта дело твоё расстроить.
– Какое дело?
– Он же богатую невесту ищет.
– Ясно. А я ему скажу: кроме как нашему священнику, никому не доверяйся.
– Очень хорошо.
– Это верный путь.
– Простак он, слишком наивный.
– Да, доверчивый… Но его обобрали, эфенди, ободрали его! Поздно мы с тобой спохватились.
Абисогом-ага с радостным видом возвращается в комнату, где между цирюльником и попом шёл вышеприведённый разговор.
– Простите мне мою просьбу, Абисогом-ага, – говорит парикмахер. – Я думал, что я тоже, со своей стороны, мог бы вам услужить.
– Не мешает вам знать, Абисогом-ага, – говорит священник, – что господин парикмахер вхож почти во все богатые дома нашей столицы и, следственно, знаком со многими богатыми невестами.
– Неужели?
– А сам он весьма и весьма благочестивый человек, так что вы отзовитесь на его просьбу, сжальтесь.
– Не отпускайте от себя досточтимого батюшку, если вы имеете в виду жениться. Молодые люди, женившиеся при его участии, всегда оставались довольны… Я рад, что ваше дело попало в руки такому дельному и многоопытному пастырю, как наш батюшка. Не сомневаюсь: в супружеской жизни вы будете счастливы.
– Но вы мне поможете в моих хлопотах, господин парикмахер, не так ли? – спрашивает священник.
– Да, но… что в моей власти?
– Ваше содействие необходимо.
– Ну, сделаю, сделаю всё.
– Спасибо вам… Абисогом-ага не иностранец, а наш соотечественник. Приехал жениться. И помочь ему в этом – наш долг!
– Конечно. У меня к Абисогому-аге нет никакой неприязни; или там ненависти, тем более что человек он жалостливый и добродетельный.
– Говорить это в лицо неловко, однако человек он исключительный.
– Превосходный!
– Стоит только посмотреть на него, сразу видишь: весь само благородство.
– Кто же полагает, что наоборот? Я ему не враг.
– Значит, при случае вы отзовётесь о нём с наилучшей стороны?
– Непременно.
– Абисогом-ага – человек бывалый, и он вас вознаградит.
– Слушаю! С радостью готов сию же минуту… Ах, лишь бы сын мой получил свидетельство!
– Через пять дней, Абисогом-ага, через пять дней ваши фотографии будут готовы, – сообщил Дереник, выходя из своего павильона.
– Очень хорошо, – ответил Абисогом-ага и вместе с попом и цирюльником вышел из мастерской господина Дереника.
12
Госпожа Шушан, которую читатель, надеюсь, ещё не забыл, узнав, что священник разыскивал Абисогома-агу и вслед за ним помчался в мастерскую Дереника, не медля ринулась туда же, с целью не дать перехватить свою добычу, и дула вперёд до тех пор, пока не оказалась в нескольких шагах от священника, уже успевшего ловко спровадить цирюльника и теперь рекомендовавшего сотоварища в следующих выражениях: «Ушёл шельмец… Прошу прощения, что я должен был раньше сказать вам правду, но не сказал… Этот брадобрей – известный всем плут и вымогатель… Не помню ни одного новоприезжего, у которого он не выклянчил сколько-нибудь денег. Словом, негодяй, каких мало. Будучи исповедником, долгом своим считаю остеречь вас от людей, кои ищут сблизиться с состоятельными господами исключительно ради корысти. О, я ненавижу их!»
– Благодарствую за ваше добросердечие и человеколюбие.
– Не потворствуйте им. Подобным прохвостам только повадку дай…
– Нет, не буду.
– Не скажете ли вы мне, святой папаша, какое у вас дело до Абисогома-аги? – спрашивает вдруг госпожа Шушан, как вы знаете, нагнавшая своего конкурента уже вблизи мастерской Дереника.
– Одно маленькое дело.
– Нет, ты не должен иметь до него никакого дела. Ты выполняй уж, будь добр, свои обязанности, а в чужие не суйся. Постыдился бы! Пойдёмте, Абисогом-ага!
И госпожа Шушан тянет Абисогома-агу за правую руку.
– Нет, это ты постыдись! У нас с Абисогомом-агой дельце есть. Пойдёмте, Абисогом-ага!
И священник тянет Абисогома-агу за левую руку.
– Святой отец, а ведёт себя как не подобало бы и всякому смертному.
– Замолчи!
– Не замолчу!
– Отпусти мою руку! – говорит Абисогом-ага.