Николая Скрыпника тогда огненной молнией обожгла мысль – это же она, о которой мечталось ночами и бесконечными днями в сырых казематах. Он раньше не знал, как она будет выглядеть, черноволосой будет, или белокурой, горделиво-стройной или миниатюрно-хрупкой… Но верил, фатально верил в то, что она где-то есть, и так же, как и он, стремится найти его, только его.
…После заседания возвращались домой уже вместе. И говорили о жизни, о ее смысле, о своем месте в ней. В чем-то взгляды совпадали, в чем-то отличались, однако вызывали понимание и уважение. Казалось, что это вовсе и не первая встреча, не первый разговор. А возможно, во многом так было и на самом деле, если учесть, что сейчас вслух звучало то, о чем мысленно они говорили друг с другом годами. И все выразительнее говорили чувства, говорили сердца.
Звали девушку с внешностью и манерами курсистки Марией. Марией Николаевной Межевой. Вскоре и на всю жизнь она станет Марией Николаевной Скрыпник. Пройдет с мужем нелегкими жизненными тропами через лишения подполья и триумф революции, через глубокое уважение и безосновательные обвинения. А еще приходилось все время расставаться. Кто-то посчитал, что редко какому революционеру удавалось работать в подполье больше года, большинству же приходилось несколько месяцев – достаточно эффективно работала охранка.
Вот и Николая Скрыпника снова арестовали. Было это в феврале 1907 г., прямо на улице, после предвыборных собраний, на которых выступал с разъяснением большевистской тактики во Вторую государственную думу. Правда, как случалось не раз, настоящего имени не узнали – Н. А. Скрыпник в то время проживал по паспорту крестьянина Засицкого. А может быть, особо и не хотели узнавать. Царизм жестоко мстил революции, чинил лютую расправу над всеми прогрессивными элементами. Что касается большевиков, чья позиция была наиболее радикальной, то их ждали особые испытания. Правительство поставило цель физически уничтожить партию, разбить все ее организации. На это, прежде всего, были направлены многочисленные карательные экспедиции, черносотенные погромы, деятельность военно-полевых судов. Потому у властей никаких колебаний не было – и Николая Алексеевича снова высылают в Туруханский край. Опять на те же, уже привычные по приговорам, пять лет.
И по привычке, с первых шагов этапного пути стал готовиться к очередному побегу. Однако возможность выпала не скоро. Пришлось достичь Туруханска. А уже там, сделав запас продовольствия и разжившись плохонькой лодкой, хмурым октябрьским днем пустился в, казалось, почти безнадежное путешествие. До железной дороги было 1200 длинных верст. На дворе стояла пасмурная, холодная сибирская осень. Сотни километров – ни жилища, ни единой живой души.
Что же поддерживает в такие моменты человека, придает сил, способность преодолевать усталость, шаг за шагом приближаться к желаемой цели? Пожалуй, прежде всего – это жажда свободы, неукротимость характера, непоколебимая вера в правоту избранного пути. Прогресс человечества вообще вряд был бы возможным, если бы оно не рождало таких сыновей, превыше всего ставивших стремление к свободе и справедливости, борьбу за счастливую судьбу общества. И ошибкой было бы считать, что для людей как бы не существует стремления к счастью в меньшем измерении – счастья личного, счастья для своей семьи, для своего дома. Просто сердца у таких людей чрезвычайно чувствительны к боли и страданиям не только ближайшего окружения, а целых народов, всех обиженных и обездоленных. И вообще, наверное, проблематична возможность любви ко всему человечеству без такого же искреннего светлого чувства к конкретным личностям.
Николай Скрыпник понимал, душой чувствовал, что он нужен на свободе не только товарищам по борьбе, но и ей – его любимой Марии. Перед глазами то и дело вырисовывался ее образ – умные, проницательные глаза, которые могли так ласково улыбаться, длинная русая коса…
Да, он всей душой неудержимо рвался к ней, хотел как можно быстрее увидеть ее. А сколько хотелось ей рассказать! Пока же разговаривал с ней мысленно. И представлял реакцию на каждое рассуждение, на каждое слово. Может потому длинные, холодные, дождливые дни и ночи в абсолютном одиночестве казались не такими изнурительными и угнетающими. А каждый взмах весла над Енисейской бесконечностью, каждый шаг в таежной пустоши отдавался не только сверхчеловеческой усталостью, но и осознанием приближения той счастливой минуты, когда снова можно будет прямо взглянуть в те неповторимые глаза, прижать к груди ту головку с русой косой…
Вот и дорога. Конспиративные навыки вновь пригодились, и без особых осложнений опытный революционер добрался до столицы.