Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Однако пьянящее ощущение свободы быстро испарилось. Петербург встретил не только привычными для октябрьской поры серыми дождями, но и крайне напряженной обстановкой в комитете РСДРП. Сближение между большевиками и меньшевиками, происходившее в условиях подъема революции, под давлением рядовой партийной массы, сменилось новой фазой расхождений и противоречий. Правда, в ноябре 1907 г. в Гельсингфорсе состоялась еще совместная IV партийная конференция. Н. А. Скрыпник принял в ней участие в качестве представителя Сибирского союза (Красноярского комитета), последовательно отстаивал ленинские позиции думской тактики (а этот вопрос был тогда главным). Вернулся в Петербург с твердым намерением сделать все возможное для воплощения намеченной линии в жизнь. Что касается форм работы, считал необходимым использовать любую возможность для сплочения рабочих масс, для их подготовки к новым классовых битвам. А работать становилось все сложнее и сложнее. Вследствие постоянных репрессий на каждого партийного работника, еще остававшегося на свободе, приходилось с каждым днем все больше и больше нагрузки. «Одновременно, – вспоминал Николай Алексеевич, – я был организатором II городского района (Рождественского) и работал “по использованию легальных возможностей”: был членом правления кооператива “Труженик”, редактировал профжурнал, был на легальных всероссийских съездах кооперативных и по вопросам фабрично-заводской медицины (под фамилией Г. Г. Ермолаева). Г[ода] 1908 был организатором Невского района»[57].

Численное сокращение рядов партии, конечно, вызывало большое беспокойство. Вырванных из рядов бойцов просто не успевали заменить новые. Но не меньшую угрозу таили и внутрипартийные процессы в РСДРП. Значительная часть меньшевистского крыла была деморализована поражением революции, считала дальнейшую нелегальную борьбу бесперспективной. Поэтому они предлагали отказаться от существования нелегальных организаций, сосредоточиться только на использовании легальных возможностей работы, прежде всего Государственной думы, легальных профсоюзов, различных съездов. На место ликвидированной таким образом нелегальной части партии (отсюда и название этого течения – ликвидаторы) правые меньшевистские лидеры выдвинули идею созыва рабочего съезда и создания соответствующей партии с весьма ограниченной программой. Такую партию, по меткому определению большевиков, можно было бы именовать столыпинской рабочей партией – то есть такой, которая не противоречила направлениям деятельности царского правительства, возглавляемого П. А. Столыпиным после третьеиюньского переворота.

С другой стороны, созрели левацкие настроения среди большевистской части РСДРП. Разочарование результатами первой революции, которая не смогла одним ударом смести самодержавную тиранию, неготовность сразу изменить формы и методы борьбы, неспособность к длительной, кропотливой работе, когда во многом приходилось начинать все с самого начала, выводила некоторых из равновесия, подменялась по сути демагогической, анархистской фразеологией. Такие люди были «ликвидаторами наизнанку», потому выдвинули лозунг отозвать из легальных организаций, прежде всего из Думы, своих партийных представителей. Течение это получило название «отзовизма». Его разновидностью стали «ультиматисты», которые хотели, чтобы думские депутаты высказались за немедленное введение социал-демократических программных требований, а в случае неминуемого отказа (вряд ли можно было найти политического деятеля, сомневавшегося в этом) – оставили парламент.

Оба течения – ликвидаторство и отзовизм, дополняя друг друга, с разных сторон вели к одному – подрыву РСДРП как массовой революционной партии. Кризис усиливался позицией центристов, примиренцев, готовых на любые уступки идейным и политическим соперникам. Одновременно среди членов партии распространились настроения «богоискательства», «богостроительства» как своеобразного отражения увлеченности значительной части российской интеллигенции идеалистическими философствованиями, упадочничеством, декадентством.

Не растеряться при таких обстоятельствах, не подпасть под чье-то влияние можно было только при наличии самых твердых убеждений, постоянного совершенствования теоретических знаний. Николай Алексеевич никогда не жалел для этого ни сил, ни времени. Поэтому и позицию имел четкую, ясную, непоколебимую. А еще отличался кремневым характером. И работоспособностью обладал исключительной, да еще удивительной целеустремленностью.

Однако развернуться в полную силу такой натуре было невозможно. Кольцо шпиков становилось все теснее, и единственным выходом оставался отъезд за границу. Скрыпник провел тогда полтора месяца в Женеве.

Однако это не было временем отдыха. Он погрузился в книги, социал-демократическую периодику разных стран, готовился к выполнению новых партийных поручений. А последние не замедлили появиться – получил командировку в Москву.