Высокое стремление: судьба Николая Скрыпника

Только после этого отбыл, как и было условлено еще в Париже, в Петербург. На этот раз не пришлось долго искать нужные контакты, входить в работу. Ведь поселился прямо у секретаря городского комитета Серовой (кличка Люся). Отрадным было то, что рядом находилась жена, с которой до этого виделись очень мало. И хотя иллюзий относительно спокойной жизни не питал никаких, но и то, что имел, сначала воспринимал как настоящий подарок судьбы.

Вскоре обратил внимание на некоторые странные моменты в поведении хозяйки квартиры, которая на удивление легко опровергала подозрения относительно своих заметно неплохих доходов. Но ощущение чего-то неладного у опытного подпольщика возникло. К сожалению, оно оказалось не напрасным. Когда жена провожала на вокзале в Москву (по делам партии надлежало посетить вторую столицу), будто из-под земли у поезда выросли два жандарма. Отпираться не было смысла. На след привела Люся, оказавшаяся провокатором. С ее же согласия и место ареста выбрали удобное – вокзал.

Поразила горечь абсолютной беспомощности, осознания невозможности выполнить партийное поручение. Пронзила боль разлуки с дорогим человеком. Словно огнем обожгли сердце слезы Марии, появившиеся теперь преимущественно в печальных, но не менее ласковых глазах. Когда в последний раз прижал ее к себе, пытался, сдерживая волнение, какими-то словами успокоить перед расставанием.

Он уже не раз думал, сколько хлопот, неудобств с ним испытывает Мария Николаевна, сколько она, бедная, натерпелась различных лишений. Чувствовал себя виноватым, подавленным, что не может дать человеку, которого любит, ради которого готов на все, хотя бы крошку супружеского счастья. Однако знал и другое – Мария полюбила его именно таким, каким он был. И если бы попытался изменить своему революционному делу ради того, чтобы принести в семейную жизнь спокойствие, безмятежность, счастья бы ей это не прибавило.

Но одно дело понимать это умом, а совсем другое – видеть слезы очередной разлуки, которая неизвестно когда закончится.

Судебная машина самодержавия работала без перебоев, даже как-то ритмично – монотонно. В который раз Н. А. Скрыпнику приходилось садиться на скамью подсудимых, и вновь приговор был тем же – пять лет ссылки. Менялась только «география» – новое место поселения выбиралось дальше от предыдущего – теперь этапный путь пролегал в Якутию в глухой Вилюйский округ. Правда, в конце концов повезло – случилось остановиться в Якутске. Но облегчение это было весьма относительным. Какой-либо жилой угол, скромнейшее питание – все непреодолимые проблемы. А о возможности хотя бы минимального заработка и мечтать не приходилось. Побег же из такого настоящего «медвежьего угла» абсолютно исключен.

Власти же хорошо все это знали, и их расчеты были, казалось, не беспочвенны: пусть сполна «хлебнут» бунтари, смутьяны бедствий, голода, жестокого климата, одиночества – смотри и одумаются, сломаются, забудут о своей революции и о своем социализме. И действительно, были те, кто не выдерживал жестоких испытаний, унижений, издевательств. Отрекались от идеалов, оставляли выбранный путь. Некоторые даже перебрасывались в лагерь вчерашних политических соперников, предлагали свои услуги власть имущим.

У тех же, кто не покорялся нелегким обстоятельствам, судьба складывалась по-разному. Одних подстерегали неизлечимые болезни, еще молодых сводя в могилу, другие обрекались на долгие физические страдания. Но были и такие, которых тяжелейшие условия, испытания только все более закаляли морально и физически, выковывали из них таких бойцов-революционеров, судьба которых – побеждать. Правда, это не дается само собой.

Хорошо, когда на свободе есть друзья, которые не забывают, готовы помочь, поддержать хотя бы добрым словом, теплым письмом. Почта приходила в Якутск с огромным опозданием, один раз в три-четыре месяца. И каждый раз это было большим праздником. Ведь всегда прорывались какие-то весточки от товарищей по партии, по борьбе. А еще всегда были письма от Марии Николаевны. Нечего и говорить, с какой жадностью набрасывался Николай Алексеевич на почту. Сначала быстро-быстро пробегал строки из писем любимой жены, затем таким же образом – письма от друзей, заголовки газет, журналов, книг. Затем уже медленнее перечитывал еще и еще.

Скоро письма жены знал наизусть. И все же не прекращал перечитывать их. Закроет глаза – а письмо перед глазами, каждая строка, каждая буква вырисовываются с фотографической точностью. И слышится трогательный голос Марии, его интонации не перепутать ни с чьими другими.

Однако было и письмо, которое сразу горячим огнем обожгло сердце, перехватило дыхание, железными тисками сжало виски. В написанное женой никак не хотелось верить. В отчаянии Мария сообщала, что умер их маленький сынишка Георгий – Жоржик, как они его с любовью оба именовали в письмах, для которого Николай Алексеевич сочинял и регулярно отправлял по почте сказки – единственную радость, которую мог принести ребенку из далекой ссылки.