Наутро выясняется — люди, выходившие из кинотеатра, услышали голос Высоцкого, попросили киномеханика вырубить репродуктор, выстроились на балконах Дома творчества и слушали до конца. Тех, чьи окна смотрят на шоссе, приглашали к себе обитатели номеров с видом на море. А Высоцкому и его компании вся эта аудитория из-за высоких деревьев не видна была.
Может быть, публика за художником следит издалека не по равнодушию, а из деликатности? Стесняются вторгаться в твой мир… Подумаем еще над последней строфой новой песни. Не исключено, что обойдемся без этой мстительной гибельной волны, которая всех захлестнет… Иногда лучше последнее слово оставить при себе, а в песне остановиться на предпоследнем.
Вылет второй: Высоцкий как Пушкин
«А Владимир Семеныч Высоцкий стал как Пушкин, но только главней», — пели с телеэкрана в 1988 году актеры студии «Четвертая стена». То есть тогда уже культурная проблема «Высоцкий как Пушкин» стала фактом общественного сознания.
С тех пор имена Пушкина и Высоцкого сопрягаются систематически на самых разных уровнях — от академических статей и докладов до легкомысленных сетевых чатов. Уже можно и нужно кое-что обобщить.
Прежде всего обратим внимание на слово «как» в заголовке этой подглавы. Речь идет не об отождествлении, а о сравнении. В отечественной культуре с давних времен как-то не принято присваивать кому бы то ни было звание «нового Пушкина». Подвергался Пушкин демонстративным развенчаниям, провокационным нападкам (сейчас речь не об этом), но говорить: «Я — Пушкин» или «Такой-то — Пушкин» — это противоречит культурной традиции. Скорее о поэте послепушкинского времени скажут: «не Пушкин» — как, например, у Некрасова в программном стихотворении «Поэт и гражданин» (где Поэт —
А вот сравнивать, сопоставлять с Пушкиным позволительно любого поэта — Лермонтова ли, Некрасова, Блока, Маяковского, Высоцкого… Сравнение, то есть выявление сходств и различий, — главный способ познания, а для познания нет ни границ, ни запретов.
Так что же общего есть между Высоцким и Пушкиным? Объективно. Без риторики, без эмоций и преувеличений.
Вспомним, о чем беседовал Пушкин с Черным морем перед отъездом из Одессы в Михайловское в 1824 году:
Властитель дум. Такое определение дается Наполеону (для юного Пушкина он был «самовластительный злодей», а потом стал романтическим героем), а вслед за ним — Байрону. Это словосочетание навсегда вошло в русский язык. «Властитель дум» — это тот, кто понуждает людей мыслить, обозначает высокие духовные ориентиры, воодушевляет собственным жизненным примером. Это категория не только искусства, но и жизнетворчества. «Властитель дум» — это, говоря современным языком, культовая личность. Властителями дум могут быть поэты, прозаики, философы, ученые, политики, публицисты, мыслящие режиссеры и актеры…
Как это часто бывает, меткая характеристика становится самохарактеристикой: властителем дум в России на долгое время стал сам Пушкин. Предлагаю в нашем разговоре держаться изначального пушкинского, высокого и позитивного значения этой формулы, не сбиваясь на позднейшие жаргонно-иронические употребления, — они не имеют отношения ни к Пушкину, ни к Высоцкому, ни к подлинной культуре.
С пушкинских времен амплуа «властителя дум» традиционно связывается с вольнодумством, с идеалом свободы. Консерваторов и тем более реакционеров так обычно не называют. Причем Пушкин в своей творческой и жизненной практике разработал особую модель участия поэта в освободительном движении — она явлена в хрестоматийно известном стихотворении «Арион»: «Пловцам я пел». То есть в борьбе с тиранией, в отстаивании вольности художник участвует прежде всего творчески. И он не просто озвучивает благородные идеи своей эпохи, а углубляет их, соотносит со всемирным историческим опытом, переводит в план философский. Не будучи декабристом, Пушкин сделал для российской свободы не меньше, чем они.