Высоцкий и другие. Памяти живых и мертвых

Она подводит меня к полке совсем крохотного углового закутка, который и есть поэтическая секция, и, неуверенно пошарив глазами, снимает и протягивает мне книгу. «Сколько у вас экземпляров?» — спрашиваю я. «Два», — слышу в ответ. «Всего два?!.» — я не верю ее словам. Этого не может быть!.. Ведь это центральный книжный магазин…

«На каждой есть стихотворная авторская надпись… — не обращая внимания на мое ошеломленное восклицание, продолжает девушка. — Вы можете любую выбрать…» — «А почему у вас только две книги?..» Слабая, чуть кривая улыбка обиды сводит лицо.

Но продавщица уже вежливо ускользнула.

И я одна в крохотном угловом закутке секции поэтических сборников… Уходит он, сутулый, неумелый, / какой-то беззащитно неумелый, / я бы сказал — устало неумелый, / под снегом, мягко падающим в тишь. / Уже и сам он, как деревья белый, / да, как деревья, совершенно белый, / еще немного — и настолько белый, / что среди них его не разглядишь… И снова сострадание повторами самозабвенно настаивает и отстаивает… И бессознательная поэтическая интуиция «надзирает» за Музыкой.

Я выбираю книгу с надписью, которая мне больше понравилась, расплачиваюсь и выхожу на улицу.

А мелодия стихотворения, та мелодия, единственные звуки которой невозможно перевести ни на один другой язык, одиноко поет и плачет и над собой, и над старым профессором, и над всеми нами, и я плачу, неся книгу в магазинном фирменном пакете.

А Москва, леденея в ночной мгле, безучастно и невозмутимо грохочет и мчится мимо в клокотанье своих реклам, не желая знать о беззащитной музыке наших слез.

Эссе Зои Межировой «Изнывающие звуки» было опубликовано в «Независимой газете» 28 мая 2015 г. и в «Московском комсомольце» 25 июля 2015 г.

* * *

Евгению Евтушенко

С лицом, оплывшимCвечным нагаром,Ты кажешься старым.Но я-то вижуCквозь дней отдышкуТого же мальчишку, —Морской пират,Мушкетер, раскольник,Застенчивый школьник —В тебе сошлись,

Без труда совпали,Другими не стали.И силы яростьВ душе все та же,Раденья на страже, —Под низкой лампою в кабинете —Сладчайшие сети.Взовьется духВ животворных строчках иВзорвавшихся почках.

В них вихрь надзвездныйИ смерч наземный, —Словам подъяремный.И вспыхнет в сердцеВесны цветенье,Строки наважденье!Мечта — пронзительнейСолнечной спицы —Стихами пролиться.

Стихотворение напечатано в «Независимой газете» 21 января 2016 г.

Быть Александром Вампиловым

Праведники & грешники

В благочестивых ты благочестив и в неправедных неправеден…

Александр Вампилов утонул в Байкале 17 августа 1972-го, не дожив всего двух дней до своего тридцатипятилетия: он банального 37-го года рождения, как Белла, Юнна и многие другие евтушенки-шестидесятники.

Земную жизнь пройдя до половины,Я очутился в сумрачном лесу…

Данте в этом возрасте спустился в преисподнюю, Вампилов погиб, когда перевернулась моторная лодка.

Подпольная, кулуарная при жизни, его слава после смерти стала открытой и повсеместной. Трагическая смерть — вот парадокс! — закрепила его место в искусстве. Мне бы хотелось, однако, поговорить о пяти пьесах Александра Вампилова так, словно трагической этой «иркутской истории» не было вовсе — поговорить о Вампилове как о живом, отделить искусство от смерти, от моды, от китча. Не путать два все-таки разных жанра — некрологический, то есть мемориальный, и литературный, то есть эссеистский.

Жаль, что нет театра, в котором шли бы все его пьесы. Может быть, книга его избранного заменит нам такой театр?

Вряд ли. У нас нет привычки к чтению пьес. Я помню, как стояли невостребованными в библиотеках томики Евгения Шварца и Александра Володина, в то время как на спектакли по их пьесам билеты рвали с руками. У нас нет культуры чтения драматургии — читатель рассматривает ее как подмалевок либо эскиз к театральному представлению. Зачем тогда читать, когда можно смотреть? Зачем дуб, когда есть желуди?