Высшая сила

– Леха и Данила, вы справа, я с Колей – слева. Зажмем его в клещи. Теперь не уйдет. И… Кипяток, не вздумай стрелять.

– Да сколько ж можно долдонить одно и то же?! Не буду…

Толик выключил фонарик. Пробиваться сквозь туман свет не помогал, но мог спугнуть того, кого они хотели поймать.

«Широка страна моя родная» стихло, потом вновь зазвучало. С самого начала.

Томский рассмотрел углубление в стене. Не туннель, скорее ниша, обрамленная по периметру выступом из кирпичей. Музыка звучала оттуда. Из тумана выплыли фигуры Данилы и Лехи.

Толик решил не ходить вокруг да около и не размазывать сопли по столу. Он выпрыгнул на середину ниши.

– Ни с места! Буду стрелять!

Бух! Что-то стукнуло, мелодия оборвалась. Томский включил фонарик и направил конус света вглубь ниши. Тот, к кому относилось предупреждение, встать не мог.

Непомерное толстое, абсолютно нагое существо с лысой головой, огромным колышущимся животом, двумя тонкими, словно плети, полностью атрофированными и вывернутыми под неимоверными углами ногами, щурясь, смотрело на Толика доверчивыми, по-детски наивными голубыми глазами. Чудище, больше всего похожее на наполненный жидкостью кожаный бурдюк, когда-то было человеком. На левом, обтянутом тонкой, почти прозрачной кожей предплечье можно было различить татуировку в виде головы тигра. Самой выдающейся частью лица были раздутые до предела полусферы щек. Нос и глаза прятались в ямках и, в сравнении со щеками, казались маленькими, просто миниатюрными.

– Ну-у-у-у! Ну. У-у-у… Ах-ах!

Звуки давались изуродованному мутацией толстяку с трудом. Они зарождались где-то в большой, как у женщины, и обвисшей груди, добирались до горла, заставляя дрожать мягкий, как студень, тройной подбородок и, наконец, вываливались изо рта через беззубые бледно-розовые десны.

– Не нукай, не запряг. – Кипяток вновь забыл о своей роли подчиненного и выступил вперед. – Ты кто такой, урод?

– Тигр, – заметил Громов. – Татуировка непримиримых. Похоже, это то, во что превратился Коля Блаватский.

– Кх… Кх… Ко-ко…оля! – завыл мутант и пополз к Даниле, опираясь на раскоряченные руки. – Кхоля-ля…

Громов попятился. Томский же благословил Господа за то, что на нем противогаз. Когда Коля сполз с насиженного места, ноги оставили две глубокие борозды в горе фекалий.

Толстяк вдруг остановился, замотал головой, рука его стремительно метнулась вперед. Как оказалось, за тараканом, ползшим по бетонному полу. Внушительные размеры насекомого не помогли ему уйти от охотника-профессионала. Коля запихал таракана в рот и принялся жевать. На подбородок вытекла струйка темной кашицы, а одно из крыльев съеденного таракана застряло в углу улыбающегося рта. Насытившись, толстяк позабыл о гостях и вновь отполз на прежнее место. Вытащил из-за спины обшарпанный ящичек из полированного дерева с выцветшим гербом Советского Союза на боку. Толстые, как сосиски, пальцы откинули крышку. Дзинь-дзинь-дзинь. Музыкальная шкатулка вновь заиграла «Широка страна моя родная».

Коля подпер подбородок руками и блаженно закрыл глаза.

– Это… Это Эльдорадо какое-то! – освоившийся Леха обошел Колю. – Смотрите, сколько он всего в свою берлогу натаскал…

Томский, Вездеход и Громов одновременно направили фонарики на то, что лежало в глубине ниши. Вспыхнули разноцветные огоньки.

– Сезам, чтоб мне лопнуть, откройся! – выдохнул Толик. – Это же…

– Да. Сокровища из кремлевских хранилищ. – Громов наклонился, поднял какой-то предмет и стряхнул с него пыль. – Полюбуйтесь-ка, яйцо Фаберже… Коля Блаватский добился своего. Он украл сокровища. Вот только теперь ему все это без надобности. Тараканы важнее. В них полно протеина.

Золотые и серебряные подсвечники, украшенные драгоценными камнями напрестольные кресты, кольца и перстни, диадемы и ожерелья валялись вперемешку со старинной одеждой, обувью и рассыпавшимися на отдельные фрагменты двумя человеческими скелетами. Один из черепов украшала надетая набекрень золотая корона.

Кремль поделился с ворами своими богатствами, но взамен отнял у одних жизнь, а у другого – разум, искалечив и превратив в мычащее животное, поедателя тараканов.

– Гм… Красиво. – Леха надел перстень с кроваво-красным рубином прямо поверх перчатки. – Будет что моим в Троицке показать. А то ведь ни за что не поверят, что я в Кремль ходил.

– Оставь. Положи на место, – покачал головой Данила. – Это колечко может оказаться потерянным перстнем Юсуповых.

– А мне по барабану!

– Ну и дурак. Этот перстень проклят. Однажды, в годы революции, он попал к чекисту, который обыскивал трупы расстрелянных белогвардейцев. Чекист присвоил перстень и превратился в чудовище, которому надо было лишь одно: убивать. Умирал он в концлагере и перед кончиной признался, что красный рубин постоянно просил крови…

– Ну, еще не факт, что это тот самый перстень.

– Клади на место! – приказал Томский тоном, не терпящим возражений. – Или останешься здесь. Вместе с Колей будешь охранять сокровища.

– Хрен с вами! – Кипяток снял перстень и бросил его на пол. – Чистоплюи – вот вы кто!