Высшая сила

– Возможно, как видишь. Нам поросята теперь не нужны. И грибы тоже. Охотой будем пробавляться.

– Охотой, – пробормотал Леха. – Охотой…

– Ага. И тут только один вопросец имеется. Как с тобой быть?

– А че со мной?

– Че-ниче. Через плечо! Ты ведь полноправный член общины? Так?

– Так…

– Значит, со всеми остальными летать должен.

– Но ведь я…

– Без крыльев? Это, брат, дело наживное. Главное – хотеть летать. Остальное приложится.

Когда Кипяток понял, к чему клонит человек-птеродактиль, было уже поздно. Сид расправил крылья, поднялся в воздух и завис над головой Лехи.

Теперь Кипяток видел, как над городом кружит множество птеродактилей.

– Добро пожаловать в семью крылатой братии! Лети, Кипяток! А уж вверх или вниз, решай сам! В конце концов, смерть – только иллюзия.

Взмахом перепончатого крыла Сид смахнул Леху с гребня стены, и тот рухнул вниз. Крылья у него за время падения, конечно, не выросли, и удар о землю Кипяток почувствовал всем телом.

Писк в ушах мешал Вездеходу адекватно оценивать обстановку. Однако видеть он пока еще мог. И видел, как Кипяток, сорвав с себя противогаз, барахтается и извивается на земле.

Карлик бросился на помощь, но тут писк перешел в невыносимо громкий и бьющий по барабанным перепонкам вой.

Николаю пришлось спасать самого себя. Он остановился, прижал руки к ушам, закрыл глаза и… Вой затих. Его сменила полная, всеобъемлющая тишина.

Вездеход открыл глаза. Он очутился на станции своего детства. Такой, какой была Полежаевская до череды трагедий, сделавших станцию нежилой. Правда, и сейчас назвать ее жилой было нельзя. Даже несмотря на то, что все каморки были на месте, светились лампочки-груши, а из дощатого домика, в котором жила семья Носовых, казалось, вот-вот выйдет мать, чтобы позвать сыновей обедать.

Вездеход тут же одернул себя. Нет Полежаевской, нет матери. Все в прошлом. Слезы давно выплаканы. Раны на сердце зарубцевались и лишь ныли. Ничего вернуть нельзя. Попасть в безмятежное детство он может только в снах, от которых становится лишь больнее потому, что ожившие воспоминания режут тупой бритвой. А сейчас он у кремлевской стены и должен попытаться вернуть себя любимого в реальность.

Попытка вытеснить иллюзию, призвав на подмогу рационализм, была прервана звуком шагов из глубины туннеля. Топ-топ. Топ-топ. Кто-то приближался к станционной платформе. Неспешно. Медленно. Так, как ходят очень уставшие люди. Или раненые.

Топ-топ. Топ-топ. Все ближе и ближе. По путевой стене запрыгал луч фонарика. Топ-топ. Топ-топ.

Носов не мог больше ждать, подошел к краю платформы. И тут лампочки одновременно погасли. Единственным источником света был теперь только фонарик незнакомца.

Топ-топ. Топ-топ.

На несколько секунд шаги стихли, а потом… Коля понял, что человек из туннеля взбирается на платформу по приставной лестнице. Свет фонарика то пропадал, то появлялся. Потом остановился на одном месте. На уровне пола.

Вездеход машинально взял автомат на изготовку. Карлик прекрасно понимал, что стрелять в этом месте еще менее результативно, чем читать «Отче наш».

Он пошел навстречу желтому огоньку и вскоре смог различить силуэт мужчины, стоящего на четвереньках, который тяжело дышал и постоянно что-то сплевывал. Носов подошел еще ближе. Незнакомец услышал шаги. Перестал плеваться. Упираясь в пол одной рукой, поднял лежащий перед ним фонарик и направил его на Вездехода. Николай вскинул руку, чтобы прикрыть глаза.

– Колька?!

Носов ожидал всего, но только не этого. Он сразу узнал голос отца. Все доводы разума были мгновенно забыты.

– Папа!

Вездеход бросился к отцу. Опустился перед ним на колени.

– Папка… Откуда? Ты же…

– Они меня достали. – Носов-старший со стоном сел. – Никакое оружие их не остановит. Эти твари… Нам всем нужно уходить. Немедленно. Оставить проклятую станцию и…

Сталкер закашлялся, выплюнул сгусток крови прямо на комбинезон сына.

– Искать новый дом.

Теперь Вездеход видел, что на отцовской гимнастерке, в районе груди стремительно расширяются, сливаясь в одно целое, темные пятна. Все было совсем как тогда, когда его детство оборвал отчаянный крик матери.

По щекам карлика струились слезы.

– Папка, папка… Ты говоришь о мутантах?

В ответ Носов-старший задрал голову к потолку и оглушительно расхохотался.

Этот хохот подействовал на Вездехода, как холодный душ. Он вскочил на ноги, попятился. А сталкер, вдоволь навеселившись, вновь опустился на четвереньки, затем распластался на полу и спокойно сообщил:

– Вообще-то, мать твою, я сам – мутант!

Голова Носова-старшего вытянулась в похожий на пику конус, глаза утонули в глубоких ямках, из-за плеч вырос змеиный капюшон, руки приросли к туловищу, а ноги слиплись, образовав хвост рептилии.

– Можешь бежать, если есть такое желание, – прошипел мутант безгубым ртом. – Но учитывай, кривоногий урод: со скоростью звука ты не потягаешься…

Капюшон раздулся, в ход пошло главное оружие. Карлик понял это исходя из собственных ощущений. Удар в грудь. Вспышка боли. Соленая кровь во рту и… Милосердное забытье…