Дела были невеселы. И не потому, что Курась оказался крысой. А потому, что ребята совершенно не готовы. Ни к поворотам такого рода, ни к совместной работе, ни к характеру этой работы. Эней, как и положено командиру, держался лучше всех. Его придавило то, что Юпитер был когда-то другом Ростбифа. Малгожату это больше ожесточило, чем придавило, но тем не менее… Десперадо тоже был подавлен, и Игорь от души надеялся — не потому, что ему не дали пострелять вволю. Антошка ходил сам не свой от того, что пришлось косвенно участвовать в убийстве. Сам Игорь отнесся к самому факту убийства спокойней всех — теперешнего Курася ему было не жаль совершенно, а прежнего он не знал. Но в монастыре ему словно какой-то нарост с души срезали — и теперь настроение товарищей отзывалось и в нем. А сильнее всего — в Косте, на которого свалили свои грехи и Эней, и Антон — а у бывшего морского пехотинца все ещё не очень получалось примирить свой сан и свое нынешнее занятие, имевшее очень уж косвенное отношение к самообороне.
Нужно было что-то делать. И именно Игорю. Потому что остальные, кажется, считали, что все в порядке и что главное — переломить себя. Страшно представить, что выйдет, если у них получится.
На место Игорь прибыл раньше всех и помог присмиревшему Хеллбою доремонтировать сарай. Хеллбой, по счастью, не особенно его расспрашивал — только поинтересовался, где ребята, и, услышав, что Игорь видел их в Гданьске (соблюдая конспирацию, они сошлись в одной пляжной кафешке, но не разговаривали и не подали виду, что знакомы) и скоро все будут здесь, удовлетворенно кивнул.
А у Игоря при виде Хеллбоя и сарая зашевелилось какое-то предчувствие идеи… Ведь при изъятии этого стихийного бедствия и шуму вышло много, и стрельба могла получиться, и стеной кого-то едва не пришибли, а вот неприятных ощущений — никаких. Как в "Одиссее капитана Блада" — испанцы валяются штабелями, но никому не портят настроения… "Они все были плохие", как сказал бы брат Михаил.
Уголовников Игорь ненавидел даже тогда, когда сам был уголовником. Ненавидел за твердое убеждение в том, что прочие люди, "шлепели", зарабатывающие себе на жизнь трудом, самой судьбой предназначены к тому, чтобы их обирали, убивали и насиловали. Игорь-то хоть не давал себе забыть, что сам паразит и заслуживает такого же конца, как и прочие паразиты. Утешением это было слабеньким, на грани вранья, а может и за ней, но когда они с Миленой укорачивали жизнь наркоторговцу или сутенеру, был в этом какой-то момент поэтической справедливости. Паразит, паразитирующий на паразите.
Должно помочь, подумал он. Если уж мне помогало, то этим ребятам — тем более.
Эней по возвращении надолго уединился с женой в домике. И не затем, зачем все подумали, Игорь это знал точно. Молодожены были расстроены, бешено расстроены, и обнимались, лежа на кровати, не как любовники — а как дети, забравшиеся грозовой ночью под одно одеяло.
Костя включился в доделку яхты, Десперадо отправился купаться, Антон возился с брезентовым мешком, подвешенным на дерево — отрабатывал удары. Игорь не собирался обсуждать произошедшее с Антоном — мальчик заговорил сам.
— Что с кэпом? — спросил Енот, присаживаясь рядом с Игорем отдохнуть. — Он ведь уже убивал раньше.
— Угу, — Игорь меланхолично выпустил дым. — Только он не разговаривал с теми, кого убивал. По крайней мере, с людьми, которых убивал. Понимаешь, в чем тут трюк, Тоха… Далеко не все могут так просто убить человека. Что-то внутри сопротивляется. Биологическая программа или там совесть. И вот ты начинаешь прибегать ко всяким фокусам, чтобы эту программу обмануть. Ну, например, можно втереть себе, что ты — хороший парень, а он — плохой парень. И жить ему совершенно незачем. Или хотя бы так: я плохой парень, но он — совсем плохой. До того тщательно это себе втереть, что ненависть станет уже настоящей, и на этой ненависти через барьер перескочить. Самое обидное — что на этот самообман идут зачастую люди хорошие. По-настоящему хорошие. Которым иначе — никак…
Он показал большим пальцем себе за спину, на домик, где скрывались Эней и Малгожата.
— Андрей? — спросил Енот.
Цумэ помотал головой, и Антон понял.
— Можно ещё так: жертва — вообще не человек. Или там… она — человек, а ты — сверхчеловек. Хомо, чтоб его, супербиус, — он снова затянулся.
— Понимаешь, такие трюки нужны только на первых порах — потом появляется привычка. Или вот как наш падре в бытность морпехом. Две разных личности. Одна, в свободное от работы время — хороший человек. Детишек любит, на всякую неправду смотреть без содрогания не может, никакой злобы не выносит… А в рабочее время тумблер щелк! — и боевая машина. Тут нужно душу отключить начисто: в руках автомат, ты придаток к автомату. И главное — пауз никаких не допускать. Опять-таки на первых порах. Потому что потом появляется навык: щелк-щелк. Входишь — и выходишь…
Игорь докурил до фильтра, вбил окурок пяткой в песок.