Выстрелы с той стороны (СИ)

— Потому что вы человек сильной психической конституции. От одного удара не потекли бы, нужна серия.

Андрей поднял глаза — очень светлые на загорелом лице — и ответил:

— Да. Было. Я не хочу об этом говорить. Сейчас. И вообще.

— Почему?

— Не вижу смысла. Вы не можете сделать так, чтобы того, что было, — опять не было. И наоборот.

Давидюк полез в карман, вынул блок рецептурных бланков и ручку.

— Не могу, — согласился он, заполняя графы. — Но я могу поспособствовать вашему физическому восстановлению. Сейчас вы очень напряжены и устали, это делу во вред. Вот я вам выписал один мягкий антидепрессант. Не бойтесь, зависимости не возникнет и ходить, улыбаясь всем встречным, вы тоже не будете. Немножко поддёрнем тонус, уберем нежелательную соматику. Через три недели, когда закончите курс — побеседуем снова. Если что-то пойдет не так — возникнет аллергия, какие-то неадекватные реакции — сразу же ко мне.

Он раскрыл планшетку, проставил на матрице бланка магнитную печать: лекарство было не из тех, что продаются как витамины.

— Спасибо, — сказал Андрей, протягивая руку к рецепту — но Костя первый выдёрнул его у врача и спрятал в карман.

— Я сам в аптеку зайду, — сказал он. — Кстати, как в конторе дела?

Андрей пожал плечами.

— Работяги работают. Мебель доставят послезавтра. Я могу идти?

Костя повторил его жест.

— Ты начальство. Ты решаешь, когда приходить, когда уходить.

Андрей криво усмехнулся, склонился к решеточке интеркома:

— Один капуччино, — и поднес к считывателю свою карточку. Считыватель пискнул и мигнул, подтверждая перевод денег.

— Хорошо, что ты напомнил мне, что я начальство, — он протянул к Косте руку. — Дай рецепт. Не нужно вытирать мне нос.

— Аптека через дом отсюда, — сказал Давидюк.

Андрей поблагодарил и ушёл. Костя, насупившись, смотрел в стол.

— Он прав, — Давидюк расплатился за свой заказ. — Не нужно так явно его беречь.

Они вышли на улицу. Давидюк сразу же свернул за угол, хотя могли пройти и по набережной. Не хотел, видимо, попадаться на глаза Энею.

— Вы, — спросил он, — в подземной железной дороге? Кто-то вроде аварийщиков?

— Почему вы так решили?

— Ну, это элементарно, Уотсон, — они уже покинули кафе, уже шли вдоль Мойки. — Начнём с того, что вы не хотели мне что-либо говорить, иначе как в ходе исповеди. Значит, дело серьёзней, чем врачебная тайна, которую я по требованию соответствующего учреждения раскрыть все-таки обязан. Затем я увидел Андрея. У него и у вас морской загар. Два месяца назад вы были в море, и то, что продаёте сейчас, — скорее всего, небольшое судно. Я попал?

Костя промолчал, но походка его изменилась — замедлилась, стала более тяжеловесной.

— Сначала я предположил несчастный случай на море, но, увидев Андрея и пожав ему руку, решил — нет. Это рука бойца-рукопашника, костяшки сбиты очень характерно. И уровень самоконтроля… Андрей, скорее всего, холерик — но очень крепко держит себя в руках. В обычной жизни человеку совершенно незачем так обуздывать свой темперамент.

— Почему вы вдруг решили, что он холерик? — Костя ляпнул это просто чтобы выбить Давидюка из колеи, но тот выбивался не так просто.

— Флегматик не пошёл бы на контакт с первой встречи, сангвиник бы выбрался сам, а меланхолик бы уже слёг. И Андрей не из-за фронтира. А будь он армейцем — им бы занимался специалист из ССО и не позволил бы ему довести себя до такого состояния. Учитывая вашу осторожность и недоговорки — вывод напросился сам собой.

— Вообще-то мы — охранная контора, — Костя за время своего священства хорошо овладел методом исландской правдивости. — Не рядовая. Специализируемся по высоким господам. Вы кое-что угадали, но… — он развел руками.

— Хорошо, пусть будет так — ведь исповедь еще не началась. Но как вы собираетесь рассказывать мне о том, что вас действительно гнетет, умалчивая о главном?

— Я не умалчиваю. Не беспокойтесь. Я не… — Костя осекся. Да, уж действительно гнетёт. Интересно, он это любому собеседнику мог бы ляпнуть — или только психологу? Или только коллеге?

— То есть, я… — он вздохнул. Владыка Роман может ошибаться, как все люди. Он мог ошибиться и в этом человеке. Но ему нужна исповедь, а Андрею — профессиональная помощь. — Давайте дойдем до вашего кабинета — и поговорим. Как хотите, так и поговорим.

Стены обклеены текущим законодательством. Холодильник расписан определением шантажа. Завтра Костя его смоет и каллиграфически, буковка в буковку, выпишет определение мошенничества. Открывать холодильник не хочется. Но там пиво…

— Был такой рассказ, — говорит Игорь. — О человеке, который читал правительственные газеты и от этого стал революционером. Почему подполье не кишит частными детективами?

Антон улыбается. Эней — нет. Он теперь редко улыбается.

— А они, наверное, зубрят, — говорит Антон. — Выучил-оттарабанил-забыл. Холмс вот не помнил, что земля круглая.

— Ему можно было. Картина "Холмс, зачитывающий права собаке Баскервилей". Холст, масло, туман…

— Чем острить, — сказал Андрей, — лучше погоняйте Костю по разнице между непредумышленным убийством, случайным убийством и преступной небрежностью.