– Мы всегда считали Самиру славной девочкой, – начинает Джин, четко выговаривая слова. – Но только теперь она проявила себя по-настоящему. Последние два года она постоянно сидела у его кровати. Мы говорили ей: послушай, Самми, тебе не стоит проводить здесь столько времени. Иди и немного отвлекись. Мы бы не стали ее осуждать, правда, Джен? Даже если бы она встретила другого. Они с Беном ровесники, а значит, ей пора подумать о детях. Он бы на нее не обиделся. Он бы все понял. Теперь она приходит три раза в неделю, сидит с ним, берет его за руку, разговаривает с ним. У нас просто сердце разрывается, глядя на нее. Ведь у них уже могли быть дети. Благодаря страховке Джена Бен лежит в частной больнице, где ему обеспечен самый лучший уход. Но он так и не пришел в себя. Мы сидим рядом с ним, смотрим и ждем. Но ничего не происходит.
– Уверен, он все слышит, – перебивает ее немного успокоившийся Джен. – Джинни считает, что нет. Да, да, Джин. Ты же реально смотришь на вещи. А я верю, что он нас слушает. Я два года и пятнадцать дней провел у его кровати и все время с ним говорил. Он все знает. Перед произошедшим они с Самми обсуждали, как провести медовый месяц. Они собирались приехать сюда. Не на этот проклятый остров с его чертовыми джунглями, тучами москитов и дождем, а туда, где до этого жили все мы: чудесное место с бунгало и кафе. Мы в качестве свадебного подарка купили им билеты. Как раз перед тем, как все это случилось. Когда подошла вторая годовщина, мы подумали, что с билетами надо что-то делать. В авиакомпании нам сказали, что, учитывая обстоятельства, они могут в любое время забронировать нам места. Мы предложили билеты Самми, но она отказалась. Честно говоря, мы стали ее немного раздражать. А потом Джин решила, что ехать надо нам. Я немного подумал и согласился. Мы хотели сделать это для Бена: съездить, а потом рассказать ему обо всем. Такой у нас был план. Но, как известно, если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах.
Я понял, почему у Джинни возникла такая идея. Обычный отдых для нас исключался – как можно оставить больного сына и уехать в кемпинг, как мы обычно это делали? Однако здесь совсем другое дело. Это было путешествие Бена. И я спросил его об этом, когда мы были одни. «Что, если мы с твоей мамой поедем на тот самый остров, а, Бен?» – спросил я и стал ждать его реакции. И у него чуть дрогнули веки. Я точно это видел. Первый раз за все время появилась какая-то реакция. «Сестра!» – закричал я. Но это только в кино они немедленно прибегают на зов. Тогда я пошел за сестрой сам. «Сестра, он реагирует! Его глаза движутся под веками». Тогда пришли все, кто там был. Я все утро просидел рядом с ним, ожидая, что он очнется. Но ничего не произошло. И все равно я уверен, что видел какую-то перемену.
– Вот почему мы здесь, – объясняет Джин. – Нам надо было сменить обстановку, и мы это сделали ради нашего малыша Бена. Хотели потом все ему рассказать, даже если он нас не услышит.
– Но все пошло не так, как мы думали, – продолжает Джен. – Еще до того, как мы попали на этот гнусный остров. Мы с Джин просто не осознавали, насколько вся наша жизнь завязана на Бене и только на нем. Нам невыносимо быть вдвоем и ничего не делать. Нет уж, избавьте. Валяться на пляже, когда наш сын прикован к аппаратам? Зачем мы вообще сюда поехали? Мы стали бросаться друг на друга. Как вы, наверное, заметили. – Он смущенно откашливается. – За что нам следовало бы извиниться, правда, Джин?
– Не думаю, – резко бросает она. – Вряд ли мы доставили им какие-то неудобства. Вот здесь действительно неудобств хватает. Но я не собираюсь ни за что извиняться.
Джен понимающе смеется.
– Ну что ж, по крайней мере честно. Значит, мы не извиняемся. Когда мы поняли, что не можем выносить друг друга, то стали разбегаться и проводить время порознь. И, как ни странно, это меня немного успокоило. Я не мог нежиться на пляже, в то время как Бен лежит в больнице. Такого просто нельзя допустить. И я стал бродить по джунглям, бегать по берегу, заплывать как можно дальше в море, и это помогло мне хоть немного расслабиться.
Эта чертова экскурсия должна была примирить нас с Джинни. Меня уже отчаянно тянуло домой. Скоро я увижу Бена и все ему расскажу.
А потом случилось вот это. Я до сих пор считаю: то, что этот кретин не вернулся за нами, – прямое послание небес нам с Джинни. Но я еще не совсем понял, в чем оно состоит. Иногда мне кажется… – Его голос срывается, но все терпеливо ждут, когда Джен справится с волнением. – Что Бен уже умер. И мы тоже. Или скоро умрем. Силы меня покидают. И я этому рад.
Может, ты и прав, Марк. Возможно, в мире произошло что-то ужасное. Те из нас, у кого есть семья, будут надеяться, что это катаклизм местного характера, но, честно говоря, я не представляю, что могло уничтожить людей от Брисбена до Райской бухты и оставить невредимыми нас. Поэтому я не допускаю мысли, что все, кроме нас, исчезли в ядерном дыму.