Уходя из трехмерного несвободного пространства, индивидуальность способна жить в четвертом измерении в своих представлениях, в своем воображении, в фантазиях, которые не менее реальны, чем то материальное пространство, которое власть оставляет несвободному человеку. Поэтому люди-индивидуальности предвосхищали, предваряли, антиципировали, предвидели то, о чем было запрещено говорить людям, которые не были индивидуальностями. В четвертом измерении жили все выдающиеся ученые, писатели, поэты, первооткрыватели – все они жили за пределами поля власти. Самовоспитание – это свобода индивидуальности от непонимания, ограниченная только возможностями своего собственного разума и своих знаний о картине мира.
Этим объясняется загадочная фраза Шлегеля: «Земной человек – это определенная, необходимая ступень в ряду организаций, имеющая определенную цель. Эта цель земного элемента на высшей ступени организации – раствориться, перейти в высшую форму, возвратиться в свободу высшего элемента» (Шлегель Ф. Развитие философии. В 12 кн. Эстетика. Философия. Критика. М. 1983. Т. 2. С. 186—187).
Другие объясняли это проще: «Свобода – способность человека действовать в соответствии со своими интересами и целями, опираясь на познание объективной необходимости» (Философский энциклопедический словарь. М., «Советская энциклопедия», 1983). По мнению Р. Люксембург, политическая свобода есть свобода инакомыслия, свобода тех, кто думает по-иному, ибо все социально воспитывающее, очищающее и оздоровляющее зависит именно от этого условия, теряющего свою эффективность в условиях, когда политическая свобода становится привилегией (Мушинский В. Личность и политическая культура. Советское государство и право, 1989, № 4. С. 45).
Проблема индивидуальности в других терминах представлена в размышлениях выдающихся людей. Свобода, писал Х.Ортега-и-Гассет, есть потенциальная возможность интеллекта разъединять традиционно объединенные понятия. Исторически же она была порождена обстоятельствами городской жизни (Novak M. The Spirit of Democratic Capitalism. London: IEA Unit, 1991. P. 14). А по мысли Ю. Хабермаса, политическая свобода всегда есть свобода субъекта, который сам себя определяет и сам себя осуществляет, это всегда свобода людей в условиях определенной системы правления. Иными словами, это свобода следовать своему желанию в случаях, когда этого не запрещает закон. В то же время естественная свобода заключается у него в том, чтобы не быть связанным ничем, кроме закона природы.
Свой опыт жизни представили в понимании свободы многие ученые. Для Б. Спинозы свобода была естественным правом, индивидуальной способностью судить о вещах без принуждения к этому (Мир философии. Ч. 2. М.: Политиздат, 1991. С. 237). А развернутое определение свободы у Т. Гоббса гласит: «Под свободой, согласно точному значению слова, подразумевается отсутствие внешних препятствий, которые нередко могут лишить человека части его власти делать то, что он хотел бы, но не могут мешать использовать оставленную человеку власть сообразно тому, что диктуется ему его суждением и разумом» (там же, с. 175).
В наше время политики сами понимают, что «свобода это право ставить под сомнение и менять установленный порядок вещей. Это постоянное преобразование рынка, способность всюду замечать недостатки и искать пути их исправления. Это право на выдвижение идей, которые кажутся несерьезными для специалистов, но которые, возможно, найдут поддержку простых людей. Это право на претворение в жизнь мечты, следуя голосу своей совести даже в окружении сомневающихся. Это признание того, что ни один человек, учреждение или правительство не владеет монополией на правду, что жизнь человека обладает бесконечной ценностью и что поэтому она не бессмысленна (Рейган Р. Жизнь по-американски. М.: Новости, 1992. С. 723—724; Рейган Р. Откровенно говоря. М.: Новости, 1990. С. 353, 373, 394; Рейган Р. Выступление в МГУ. USA: Изд-во Информационного агентства США, 1988. С. 6).
А вообще интеллектуальная свобода как результат самовоспитания индивидуальности, по мнению Ф. Мозера, – это: «свобода гражданина думать, говорить и писать (История буржуазного конституционализма XVII—XVIII вв. М.: Наука, 1983. С. 223).
Дискуссия, развернувшаяся вокруг глобализации, ее роли, влияния на человека, напоминает литературную критику, рецензию на спектакль. Поэтому о конкретных психологических свойствах, которые модифицируются в постиндустриальном человеке под влиянием глобализации, неизвестно ничего. Поэтому совершенно не ясно, что должно быть изменено в планах учебной и воспитательной работы, начиная от детского сада и кончая университетом. Происходит это потому, что не понятно, что именно изменяется в человеке. Искать изменения в профилях шкал MMPI, Kettell или любых иных бесполезно – они исследуют структурные и функциональные свойства, но совершенно не чувствительны к содержанию психики.