Выживший. Чистилище

— Поймите, Сорокин, вы, конечно, можете не подписывать протокол. Я просто внесу в него запись о вашем отказе и удостоверю ее своей подписью. Поверьте, этого достаточно, чтобы дело ушло в суд по статье: «Нелегальный переход на территорию СССР с целью шпионажа в пользу иностранного государства». Тем более что у меня имеются показания жителей Ватулино, в частности участкового инспектора милиции Дурнева. Одного этого достаточно, чтобы припаять вам как минимум 10 лет за шпионаж, а то и высшую меру социальной защиты.

— Как хотите, — устало вздохнул я. — Но своей подписи я под этим не поставлю. Я — человек из будущего…

— Да из какого на хрен будущего!

Шляхман перегнулся через стол, его нижняя губа затряслась, налитые кровью глаза вылезли из орбит, казалось, еще мгновение — и он зарядит мне по физиономии. Однако сдержался, сел на место.

— В общем, так, гражданин Сорокин или кто вы там на самом деле… Устал я с вами цацкаться. Все подследственные как подследственные, один-два допроса — и подписывают. Обычно даже и бить-то не приходится. А вы решили упереться, думаете, это спасет вас от наказания? Откуда вы на мою голову только свалились… И точно, свалился, парашютист недоделанный. И ведь что странно… Во время обыска — у меня тут пометочка — записано, что на брюках и ботинках американские бирки, а на майке — китайская, парашют и вовсе произведен в Германии. Как планировали связываться со своими хозяевами? Жители Ватулино видело только один парашют, получается, прыгали с рацией? Хотя окрестности мы прочесали — рации не нашли. Или у вас в Москве имеется связной? Как его фамилия?

Я молчал. Мне уже поперек горла стоял этот Шляхман. Пусть бьют, ломают ребра — я ничего больше говорить не буду. Надоело!

— Сорокин, я последний раз вас спрашиваю, на чью разведку вы работаете?! Поймите, молчание вас не спасет, оно только усугубит ситуацию.

— На марсианскую, — выдавил я из себя плоскую шутку.

— На марсианскую? Погодите… Так это же планета такая — Марс!

— Вот оттуда меня и забросили.

— Ерничаете? Ну-ну… Посмотрим, как вы через недельку будете ерничать.

В итоге я вернулся в камеру лишь под утро, злой и невыспавшийся.

А через пару дней по мою душу заявились вертухаи, заломили руки и, ничего не объясняя, куда-то повели.

«На расстрел», - мелькнула в голове шальная мысль, от которой я ощутил серьезный дискомфорт. Даже не подумал, что для начала меня должны были судить, а только после этого ставить к стенке. Ну да в запарке и не такое забудешь.

К счастью, мои худшие опасения не оправдались, все ограничилось карцером. Узкое, похожее на пенал, сырое и прохладное помещение, хотя снаружи было градусов 20 тепла. Покрытые плесенью стены, тусклая лампочка в мутном решетчатом плафоне, откидная шконка, прикрученные к полу столик с табуретом, да ведро-параша в углу… И маленькое окошечко под потолком, в которое с трудом проникал свет с воли.

— Шконку до отбоя не трогать, — приказал вертухай. — Матрас и подушку получишь перед отбоем, утром сдашь.

— За что хоть меня сюда?

Ответом мне было молчание. Оббитая железом дверь захлопнулась, и я остался наедине сам с собой. Сел на табурет, опершись локтями на столик, подпер ладонью подбородок.

В конце концов, карцер — не самое плохое место. Вон, Куприянов вернулся — ничего, живой. Возможно, именно в этом карцере он и коротал дни. Знать бы еще, за что я сюда угодил.

Ой, тоска-то какая! И мысли всякие дурные в голову лезут. Нет, вешаться на шнурках я не собирался, тем более что у меня их сразу же по прибытии в Бутырку конфисковали. Нашел кусочек тонкой веревочки длиной в несколько сантиметров, который продел в верхние дырочки из-под шнурков — так было лучше, чем вообще без них. Чудо еще, что во время первой же драки с местными авторитетами кроссовка не улетела после «вертушки». Хорошо бывшим военным, они-то хоть в сапогах.

А мысли дурные были такого плана: не покаяться ли мне в том, чего я не совершал? Может, все-таки не расстреляют, а в лагерь отправят? Всяко в лагере лучше, чем в набитой людьми камере, многие из которых предпочитают ходить с голым торсом по причине жары и повышенной влажности. Пусть даже лес заставят валить или породу на тачках возить, а уже хотя бы есть в этом какая-то определенность. А глупой мысль была потому, что подпиши я протокол с признанием в шпионаже — и 99 процентов, что меня шлепнут. Тут даже к бабушке не ходи.

Потом накатило какое-то философское настроение. Были бы карандаш с бумагой, я, наверное, с тоски затеял бы писать какой-нибудь труд. Не могу вот так сидеть, ничего не делая, по жизни всегда находил себе какое-нибудь занятие. Поотжиматься, что ли? Вроде как ребра уже не очень побаливают.

Уперся кулаками в цементный пол, сделал полсотни отжиманий. Попробовал упражнения на пресс — нет, сразу дал знать о себе левый бок. Зато упражнения на растяжку прошли нормально. Ладно, отжимания и растяжка — вот два моих способа, как убить время. А заодно и согреться, если уж на то пошло.