Выживший. Чистилище

— Спасибо, товарищ Волков… Итак, гражданин Сорокин, вы обвиняетесь в шпионаже в пользу иностранного государства…

— Какого именно, может быть, поясните все-таки? — не выдержал я. — А то самому жуть как интересно.

Чувствительный тычок прикладом в спину заставил меня податься вперед, но рука конвоира тут же вернула мое тело на исходную позицию.

— Ваше ерничанье вас не спасет, — устало произнес обладатель бородки клинышком, сняв очки и массируя покрасневшие глаза. — Скажите спасибо, что мы еще вам озвучиваем приговор. А то могли бы и без суда, как говорится.

Без суда? Что этот очкарик имел в виду? Я видел, как шевелятся губы майора, опустившего глаза в приговор, и чувствовал, как по спине стекает липкая струйка пота.

— …приговаривается к высшей мере социальной защиты — расстрелу. Приговор обжалованию не подлежит.

Читавший захлопнул папку, и все поплыло перед моими глазами. Захотелось проснуться и посмеяться над таким реалистичным кошмаром. Но, к сожалению, я прекрасно понимал, что это был не сон, а самая что ни на есть настоящая реальность. Реальность, в которой мне предстояло расстаться с жизнью.

— Вперед!

Снова толчок в спину, и вот уже два конвоира куда-то ведут меня по коридорам. Спускаемся вниз на несколько пролетов. Один из охранников открывает металлическую дверь. Впереди — слабоосвещенный коридор, справа — вход в помещение. Оттуда появляется перепоясанный ремнями немолодой мужчина в форме НКВД, с густыми, вислыми усами, и в таких же очках в круглой оправе, как у одного из членов «тройки».

— Еще один? — ровным, чуть уставшим голосом спрашивает он, как бы констатируя данный факт.

— Так точно, товарищ капитан госбезопасности, — ответил конвоир, протягивая ему документ.

Пока тот читает, до меня доносится вполне различимый запах спирта.

— Ясно, восьмой, значит, сегодня… Не дали чай допить. Ладно, бери колотушку, идем.

На хрена им колотушка, если у этого в очках имеется револьвер? Может, оглушить сначала хотят?

Меня снова толкают в спину, а я думаю, что глупо погибаю. Ладно, в Чечне, там хоть все было понятно, а тут… Свои же, суки, кончать собираются! Вижу впереди на полу бурые пятна. Вот она, бутырская Голгофа! Неужто здесь так глупо закончится мой жизненный путь?! И руки скованы, а ногами много против троих вооруженных, подготовленных бойцов много не наработаешь. Эх, хотя бы погляжу смерти в лицо!

Останавливаюсь, поворачиваюсь к троице палачей лицом.

— Так стреляй, — говорю очкастому. — Хочу перед смертью посмотреть на твою рожу.

Тот вышел из состояния какой-то задумчивости, с интересом посмотрел на меня, поглаживая пальцами потертую кожу кобуры. Конвоиры, не зная, что предпринять, вопросительно глядят на главного в этом коридоре.

— Забавно. Что ж, так даже интереснее.

Он извлекает из кобуры револьвер, крутит барабан и вскидывает руку на уровне моего лба. Непроизвольно зажмуриваюсь, вспомнив в этот момент почему-то не свое детство, не сына и уж тем более не бывшую, а Бармалея. Интересно, если существует реинкарнация, я могу возродиться в следующей жизни пауком?

— Стойте! Петр Иванович! Товарищ Магго, остановитесь!

Медленно открываю глаза, и вижу, как по коридору летит запыхавшийся комендант Бутырской тюрьмы.

— Фух, успел, — со свистом дышит Попов, вытирая рукавом вспотевший лоб.

— Что такое? — с досадой спрашивает палач, опуская ствол.

— Звонок… От Фриновского. Приказ отправить дело Сорокина на доследование.

— Твою мать! — вполголоса выругался Магго. — Что еще за новости?

— Это не ко мне, мне приказали — я выполнил. Фух, хорошо, что успел.

Да уж, хорошо. Мелко закололо кончики пальцев — к онемевшим конечностям стала возвращаться чувствительность. Было такое чувство, будто меня вытащили из моей шкуры и потом снова в нее засунули. Больно, но приятно. Значит, еще поживем.

Глава IV

— Живой!

Кржижановский и Куницын меня обняли чуть ли не одновременно, а еще несколько человек крепко пожали руку, словно бы поздравляя с возвращением с того света. По существу, так оно и было, я находился всего в одном мгновении от ухода из мира живых. Мгновении, которого было достаточно, чтобы спустить курок направленного в голову револьвера.

— Мы думали, вас, как и многих, повели на расстрел, — сказал комбриг. — Даже попрощаться не успели, так быстро вас увели. Ну, рассказывайте, какой срок дали?

— Так ведь на расстрел и повели, — сказал я. — Тот самый Магго, которого вы поминали, Павел Иванович, уже курок взвел. В последний момент Попов прибежал с криком, что Фриновский велел отправить дело на доследование.

— Видно, есть у вас заступник кто-то там, наверху, — покачал головой Коган. — Но надолго ли его хватит, этого заступничества…

На несколько минут воцарилось гнетущее молчание. Каждый думал о своем. Может, кто-то заранее и завидовал, предчувствуя, что вот его-то могут и кончить в подвале Пугачевской башни, и по его душу никакая шишка звонить не будет.

— Так что же, получается, вами заинтересовался сам Фриновский, — наконец нарушил молчание артиллерист.

— Второй раз, — напомнил я. — Сначала морду бил, а теперь из-под пули вытащил.