Выживший во тьме

Стиснув зубы, я стал молча выбираться отсюда, направляясь к своей цели, все еще такой далекой. К горлу подступал непрошеный ком – я не мог не сочувствовать им, вынужденным ждать своего конца вдали от родных в полном неведении о том, что с теми случилось. Но я и сам был недалек от того, чтобы оказаться в том же положении. Пару раз нога срывалась в дыры, и я едва успевал застыть на месте, чтобы не сломать ее в самый неподходящий для этого момент. Стронутая неосторожным движением стальная балка накренилась и проскользнула мимо головы; я чудом успел наклониться, и она с грохотом ударила в стену, вызвав новую серию обвалов. Я уже не различал, по чему – а может, и по кому – иду… Снова какое-то отупение овладело мною – обволокло, как защитная пленка, сквозь которую уже ничто не могло проникнуть. Но судьбе было мало того, что я уже видел, и она преподнесла мне на прощание эпизод, забыть который невозможно…

Мне показалось, что я заблудился и ползу в обратном направлении (такое было вполне возможно среди этого хаоса). Метнулся в одну сторону, в другую – и рука, искавшая опоры, уперлась в чье-то тело. От неожиданности я отдернул ее, а потом, придвинувшись поближе, направил луч фонаря перед собой. Там оказалась девочка лет десяти или, может, двенадцати. Она лежала на спине с закрытыми глазами. Осветив ее полностью, я понял, что она тоже навсегда останется в подземелье: живот полностью разворочен металлическим штырем, а ступни на одной ноге вообще нет – ее оторвало. Обе руки она сложила на животе – должно быть, испытывала невыносимую боль… Я коснулся ее потемневшего лица – жалость на минуту заставила меня позабыть, что нужно спешить, чтобы не остаться лежать тут в таком же положении. Машинально смахнул пыль с ее губ – и она раскрыла их, отчего я задрожал всем телом…

– Папа…

Я остолбенел. Она так и не открыла глаза – а если бы это произошло, я бы, наверное, закричал…

– Ты… здесь?

– Да! Да! Я здесь! – Я понял, что не должен ее разочаровывать в миг ее последней надежды.

На измученном лице появилось жалкое подобие улыбки.

– Ты… со мной?

– Да! Я с тобой! Я вытащу тебя, и все будет хорошо! Только потерпи еще немного!

– Да. Я потерплю…

У нее шевельнулись пальцы, и я взял их в свою ладонь. Они полностью утонули в ней, такие маленькие и холодные… Через секунду она умерла. Не было ни последнего вздоха, ни слова. Она даже не дернулась. Так, словно вдруг разом остановились часы. Шли-шли – и сразу, без предупреждения… и все.

Я глухо застонал. За прошедшие часы мне много раз приходилось видеть смерть во всех ее обличьях, но гибель ребенка оказалась непереносима… Я стал уползать – и вовремя. Валун, до того державшийся неизвестно на чем, сполз и прикрыл собой и тело девочки, и то место, где я только что был.

…Теперь я обыскивал карманы попадавшихся трупов, уже не стыдясь и не смущаясь, – там могли оказаться спички. А свет фонарика становился все тусклее и тусклее. Остаться без него в самый ответственный момент просто нелепо… Когда я наконец-то дополз до ямы, то был вымотан так, словно преодолел длиннейшую дистанцию. Даже идти по рельсам оказалось легче, чем пробираться сквозь завалы на платформе. Сказывалось все: и сумасшедший бег на поверхности, и многочасовое нахождение под землей. Силы мои не могли быть безграничны, и я с удивлением подумал, что такой выносливостью просто не мог обладать… но все же силы еще оставались! Однако расслабляться было рано: передо мной оказалась яма, и предстояло решить, как ее преодолеть, не присоединившись к лежащим на дне.

Нервное напряжение стало не меньшим, чем физическая усталость. Находиться рядом с путем к спасению и не иметь возможности на него ступить – это слишком. Соорудить мост не из чего: хотя поблизости хватало всяческого хлама и железа, но я просто не сумел бы им воспользоваться. Прыгнуть – почти что безрассудство… Я прислонился спиной к колонне – одной из немногих выдержавших обвал и всесокрушающую силу давления. Ничего путного на ум не приходило, а делать что-то нужно – знакомое уже чувство опять стало подсказывать, что необходимо поторопиться…

Я высветил противоположную сторону. До того края, где остались оборванные металлические ступени и свисавший вниз конец резинового поручня, вприглядку – по меньшей мере четыре метра. Чтобы перепрыгнуть их без разбега, нужно иметь такую физическую форму, какой я не мог похвастаться и в лучшие времена. Я вновь застонал: вынести столько всего – и встретить преграду почти на самом выходе из подземелья! И тогда я стал собирать все, что только могло гореть, – чтобы осветить и яму, и второй ее край как можно лучше. Изматывающая беспрерывная гонка, более чем суточное блуждание впотьмах, жажда – все это доконало меня, и я в полной прострации сел на камни, даже не думая о том, что находиться на открытом месте опасно. Через минуту я забылся дерганым нервным сном.