Это был первый подобный ливень, который мне пришлось пережить. Он на какое-то время очистил небо от хмари и убрал нависшую над городом тучу смога и пепла, создававшую впечатление постоянных сумерек. Стало значительно светлее, а видимость улучшилась. Вода быстро исчезала в провалах, и скоро лишь многочисленные лужи напоминали о том, что недавно бушевал такой сильный дождь. Я разделся, выжал одежду и вдруг заметил, что не чувствую холода. Однако впечатление было обманчивым: через несколько минут меня пробил сильнейший озноб, и я стал энергично растираться руками, чтобы согреться. Мелькнула мысль: «Не надо хищников – одного мороза хватит, чтобы все кончилось». А какая, собственно, разница? Я высушил свое рванье возле костра и опять пустился в странствия, поглощенный только одним: вода, еда, ночлег… Ночлег, вода, еда. Еда, вода… Еда. Еда… Еда!!! Где-то в самой глубине сознания теплилась мысль: «Так нельзя, ты не должен быть таким!» Временами я чувствовал раздвоение, и половина, которая отвечала за физическое сохранение, подавляла другую так сильно, что лишь малая часть меня еще ощущала себя человеком. Может, только часы отделяли меня иногда от полного расслоения – и тогда по разрушенным улицам бродило бы еще одно дикое существо.
Я сам удивлялся тому, что со мной происходит, – не заметить изменений уже стало невозможно. Обострились до предела слух и обоняние, появилась ловкость, присущая скорее кошке, чем человеку. Порезы затягивались так быстро, что не требовалось даже бинтов. То не распознанное вначале чувство, которое предупреждало о всевозможных угрозах, теперь присутствовало всегда – и не раз спасало от поспешного шага или поступка. Может, я не мог им управлять, но предвидеть опасность по крайней мере за секунды до ее появления – мог всегда. И чем серьезнее была такая опасность, тем быстрее и отчетливее я ее ощущал.
Но плата за эти способности становилась все выше и выше. Я постепенно забывал, что я – Человек… Я помнил свое имя, помнил все, что со мной происходило. Помнил прошлое – хотя относился к нему, как к чему-то ни к чему не обязывающему… И догадывался: если так будет продолжаться, в один прекрасный момент я и вовсе превращусь во что-то такое, чего земля еще не видела. Меня это пугало; может быть, именно поэтому перерождение еще не завершилось, не приобрело такую силу, справиться с которой я бы уже не смог. Исподволь, раз за разом, я терял присущие человеку черты. И, хоть пока не изменился внешне, в мыслях уже стал сравнивать себя со зверем. Соответственно, будто ниоткуда в руках появилась сила, которой просто не имелось раньше. Один раз, запасая дрова для костра, я вцепился в одиноко стоявшее деревце и буквально вырвал его с корнем – и только потом с удивлением осознал, что раньше такое мне было бы не под силу. Я согнул ствол – и он хрустнул, сломавшись посередине. Меня это больше обрадовало, чем потрясло, хоть это был один из признаков того, что я меняюсь. Я повторял подобный фокус со многими предметами, а один раз решил согнуть и трубу, с которой не расставался. Она подалась удивительно легко, и я сразу решил ее выбросить – зачем она такому сильному человеку?
Однажды я понял, что ошибаюсь. Не все погибли в этом опустошенном городе. Но лучше бы я оказался правым в своем заблуждении! Ковыряние в чужих сумках, мародерство ларьков и киосков, поиски и метания по руинам – и случайная встреча, от которой остался жуткий осадок и невыносимый укор на сердце. А произошло все буквально на одном месте, с интервалом в несколько минут…
Меня отвлек от очередного «грабежа» странный звук. Я насторожился – среди ропота дождевых капель и сухого потрескивания догоравших досок он выделялся чем-то знакомым, напоминал звуки, которые издает живое существо. Неужели есть еще кто-то, ищущий укрытия и пропитания среди этого кладбища? Сомнения разрешились самым простым образом: я швырнул в сторону, откуда доносился шум, хороший обломок кирпича. Делая это, я даже не думал о том, попаду ли в кого, – было лишь досадно, что мне мешают рыться в отбросах. Видимо, я уже начинал меняться…