Выживший во тьме

По спине словно простучали дробью. От острых жалящих прикосновений я вскрикнул – это целая коробка гвоздей, падая с высоты, окатила меня своим дождем и лишь по случайности (я стоял нагнувшись) не выбила мне глаза. Гвозди были слишком мелки, чтобы причинить сильный вред, но падали с высоты и поэтому вонзались с большой силой. Ослепи они меня – и любой мой последующий шаг мог означать только гибель… А ран хватало и без них: после трубы, как плетью прошедшейся по спине, осталась рваная кровоточащая полоса, после пыхнувшего в лицо огня – сгоревшие брови и ресницы, а острые углы, за которые все время цеплялся при беге и прыжках, оставили многочисленные синяки, а кое-где и порезы. Силы были уже на исходе: слишком долго я сопротивлялся ежеминутной, ежесекундной возможности быть погребенным заживо, сожженным, раздавленным и искалеченным – и при всем этом продолжал двигаться, держаться… Я чувствовал, что скоро сломаюсь, не смогу сопротивляться – и тогда все. Но ноги сами несли меня прочь, руки отбрасывали препятствия, а измученное и избитое тело не сдавалось: весь я, от кончиков обломанных ногтей и до содранной кожи, хотел жить! Падали горящие столбы, разверзались пропасти – я карабкался по отвесным стенам, сползавшим вниз, и выскакивал наверх. Жить! Пока есть силы, пока я могу сделать хоть шаг – я должен жить! И эта жизнь нужна не только мне – я обязан уцелеть в этом аду, чтобы вернуться домой, к тем, кто остался далеко отсюда и, может быть, даже не представляет себе, что сейчас тут происходит.

…Мы держались за руки, сами не понимая, на что надеемся. Мы – это те, кто оказался под завалом из нескольких деревьев, снесенных ураганом и при падении образовавших естественное укрытие. Нас насчитывалось примерно пятнадцать – возможно, двадцать – человек. Мы оказались здесь случайно в поисках спасения, сбившись в группки, набрели на это место, и вскоре к нам присоединились еще несколько уцелевших, сбегавшихся отовсюду. Над головами бушевал смерч, и лишь по счастливой случайности мы еще не попали в его воронку. Из черного облака вылетело что-то массивное, и вскоре мы сумели разглядеть, что это автобус, заброшенный на немыслимую высоту, падает на город вместе с пассажирами. Он врезался в стену дома на уровне пятого этажа и этим окончательно снес пока еще державшиеся стены. Из его выбитых, выдавленных окон начали падать тела людей – но и мертвые, они не получили покоя: смерч подхватил их и унес с собой, как уносил все, чего касался. Сила урагана превышала все нами виденное: он лишь слегка коснулся здания – и развалил его пополам. Крыша дома приподнялась шатром – и, едва смерч покинул это место, с грохотом и лязгом упала обратно. Дом задрожал, стены стали сыпаться большими кусками… Через минуту на месте здания высилась лишь груда руин и обломков, перемешанная с битым стеклом, осколками кирпича, трубами, лестничными пролетами и раскрошенной в труху мебелью.

Деревья над нами вспыхнули – порыв ветра донес до листвы языки огня, и наше убежище превратилось в один большой костер. Пламя, пригибаемое ветром книзу, заживо поджарило тех, кто не смог покинуть навес вовремя. Их мольбы и крики уже ничего не могли изменить – мы не в силах были помочь из-за сплошной стены огня. Одно из деревьев треснуло – и подземный толчок сбросил его на парня, пытавшегося выползти из завала. Тот судорожно дернулся, руки вцепились в дерн. Бесполезно – огонь уже жадно лизал его тело, и жар был столь силен, что вскоре мы увидели, как сквозь лопнувшую кожу и обугленное мясо проступили белые позвонки… Впрочем, тех, кто успел выскочить, смерть тоже не собиралась щадить.

Дикий, нечеловеческий крик раздался поблизости. И хотя вокруг все гремело и трещало, я обернулся, уловив в этом возгласе что-то такое, на что нельзя было не отозваться. Женщина, стоявшая на коленях, протягивала перед собой маленькую девочку трех или четырех лет и отчаянно кричала:

– Помогите!

Я перескочил через кого-то, отбил рукой пытавшегося мне помешать мужчину и упал возле матери и ее ребенка.

– А-а-а!

Кричала не девочка – та только смотрела на окружавший кошмар широко раскрытыми глазами, а по грязному личику текли крупные слезы. Одна из ее ручек болталась у бока, явно сломанная. Она должна была испытывать сильнейшую боль, но я не слышал даже стона. Ее мать, продолжая сжимать малютку, кричала так, что от ее воплей я даже перестал слышать что-либо еще.

– Спасите!

Я сглотнул подступивший комок и, силой разжав пальцы женщины, забрал у нее девочку. Та только подняла на меня глаза. В них была такая мука, что я прижал ее к себе, не в силах смотреть в лицо. Женщина покачнулась и упала. Я вскочил и побежал, продолжая держать девочку на руках. Почти сразу на то место, где мы только что стояли, упала целая груда пылающих досок, похоронив под собой и мать, и еще несколько человек, оказавшихся поблизости. Бежать с девочкой было тяжело. Я прижимал ее к себе, что-то шептал, сам не зная, как успокоить ребенка – как это было сделать при бушевавшем повсюду хаосе?